Блейз улыбнулся:
– Я оптимист от рождения и всегда уверен в себе. И даже представить себе не могу, что может быть как-нибудь иначе. Огромное спасибо вам, доктор, без вашей помощи все обошлось бы гораздо хуже.
– Вам мог бы помочь любой врач, – едва ли не смущенно ответил Кадж. Блейз впервые заметил, что медику изменила его обычная бесстрастность.
– Все равно спасибо, – повторил Блейз. – А теперь я попробую встать…
Он попытался сесть, но руки Каджа мягко удержали его и уложили обратно на подушку.
– Двигаться вы должны исключительно медленно, – предупредил Кадж. – Стоит вам сделать резкое движение, и у вас закружится голова, а то и наступит обморок, или даст себя знать любой другой из множества симптомов.
Кадж повернулся к Тони.
– Помогите мне. Давайте приподнимем его повыше, чтобы он мог полусидеть, опираясь спиной на подушки. Если хуже не станет, то позже пусть посидит на краю постели. А завтра, наверное, можно будет встать и попытаться чуть-чуть походить.
– Завтра? – воскликнул Блейз. Кадж ничего не ответил.
В конце концов все получилось именно так, как сказал Кадж. Только через четыре дня Блейз впервые проковылял по комнате, сопровождаемый Каджем и Тони, но уже без их помощи.
– Вот видите! – заявил Блейз. – Я же говорил, что я в порядке.
Но на самом деле все было не совсем так. Голова у него не кружилась, и в обморок он не падал. Но тело казалось каким-то чужим и слабым. Он не захотел признаваться в этом, но в душе был рад, когда снова добрался до постели и с облегчением уселся на ее край.
– А теперь вам лучше немного полежать. Потом снова попробуйте посидеть, встать и походить. Потом снова отдых. Так день или два чередуйте нагрузки с отдыхом. – Кадж снова повернулся к Тони. Оба они стояли перед сидящим на краю постели Блейзом, который и в этом положении был не намного ниже их. – Тони, вы в состоянии будете ему помочь?
– Конечно, – кивнула Тони.
И она помогала. Причем не только помогала, она практически заново учила его стоять и ходить.
И все это время, хотя само его существо восставало против мучительной медлительности реабилитации, Блейз втайне испытывал радость и облегчение, оказываясь у постели и получая возможность прилечь. Он действительно здорово ослаб, и хотя теперь силы возвращались довольно быстро, после каждой, даже небольшой нагрузки ему требовалось если не поспать, то по меньшей мере отдохнуть.
Но его решимость вернуться к нормальному образу жизни была так велика, что в конце концов упражнения стали занимать все двадцать четыре часа в сутки, с небольшими перерывами на сон. Блейз не сразу сообразил, что Тони имеет возможность вздремнуть, лишь когда спит он. Он заметил, как устало она выглядит и как осунулось ее лицо.
– И у тебя хватило сил оставаться со мной все это время? – спросил он.
Она улыбнулась:
– Для меня здесь поставили кровать. Когда ты был без сознания, я спала. За твоим состоянием следил специальный монитор, который будил меня, если ты просыпался.
– Все эти две недели?
Она снова улыбнулась, правда как-то смущенно.
– Кадж, сказал, что в самый тяжелый период болезни тебе лучше иметь дело с как можно меньшим количеством людей. Вот я и заявила ему, что сама буду дежурить возле тебя.
И тут Блейз понял – внезапно, как будто в порыве ясновидения. Оставаясь с ним все время, Тони таким образом обеспечивала полную конфиденциальность того, что он говорил. Как бы ни повлияли его слова, явившиеся результатом лихорадки и бреда, на нее, она понимала, насколько ему не хотелось бы, чтобы их слышал кто-нибудь еще.
Блейз покачал головой. Он даже не представлял, как ее благодарить за такую чуткость.
Но тем не менее подобно змею, проскальзывающему в неохраняемый уголок рая, ему закралась в голову непрошенная мысль: но ведь она-то слышала! И, скорее всего, понимала, что это тоже представляет для него серьезную проблему. Он про себя возблагодарил Бога, в которого не верил, за то, что она хотя бы не понимала, почему именно его это так тревожит.
– Пойду-ка приму душ, – сказал он, стараясь, чтобы слова его звучали как можно более беспечно. – Думаю, я тебе за эти две недели порядком надоел. Иди-ка ты к себе да выспись как следует. Обо мне можешь не волноваться.
– Да нет, наверное, не стоит… – Тони замолчала, затем снова улыбнулась и продолжала:
– Впрочем, поспать бы не мешало. Да, я действительно хочу спать.
– Ну так иди и ложись. Если мне что-нибудь понадобится, я тебя вызову. Можешь снова нацепить на меня этот монитор. Надеюсь, он не помешает мне ходить?
– Вообще-то, – с улыбкой заметила она, – он и так все еще на тебе. Не волнуйся, с ним и в душе ничего не случится. Вода ему нипочем.
Блейз кивнул, а она повернулась, чтобы уйти.
– А ты действительно хорошо себя чувствуешь? – Тони задержалась в дверях и оглянулась на него.
– Честное слово, – подтвердил Блейз. – Иди.
Она вышла.
Двери скользнули на место, и он еще несколько мгновений стоял, задумчиво глядя ей вслед. Предстояло понять, как повлияли на нее эти две недели почти непрерывных излияний души, которые ей приходилось выслушивать. Хоть она и не подавала вида, со временем им обязательно нужно будет это обсудить.
Блейз беспокойно заходил по комнате. Теперь он уже просто не мог представить себе свое будущее без нее. Она стала жизненно важна для него – не только в смысле осуществления его планов, но и как человек, который должен помогать ему всегда оставаться у руля, без чего эти планы были бы вообще неосуществимы. Он обязательно должен добиться того, что наметил, – так или иначе сосредоточить в своих руках контроль, по меньшей мере, над всеми Новыми Мирами, – и даже это было бы только началом.
Он с трудом отогнал от себя эти мысли, повернулся и прошел через полуоткрытую дверь в ванную комнату.
На нем были только шорты, в которых он обычно спал. Однако эти шорты были абсолютно свежими. Ему пришло в голову – и он тут же постарался заставить себя не думать и об этом тоже, – что Тони делала для него все необходимое, а не только успокаивала его во время кратких побуждений, и многое из того, что ей приходилось делать, было не очень-то приятным.
В ванной Блейз подошел к зеркалу над раковиной и машинально провел рукой по подбородку, проверяя, чисто ли он выбрит. Все оказалось в порядке, и он опустил руки, чтобы посмотреть, как сказались на нем две недели, проведенные в постели. Но, к своему удивлению, он увидел, что почти не изменился. Мышцы и торс, конечно, стали слегка дрябловатыми из-за почти полной неподвижности, к тому же практически две недели он ничего не ел. Только сейчас ему пришло в голову, что Тони или еще кто-нибудь, для того чтобы поддержать в нем искорку жизни возможно, вливали ему хотя бы жидкость, а то и каким-либо образом питали его. Вероятно, это происходило в периоды, когда он отключался или видел сны. Во всяком случае, он ничего такого не помнил.
