Рядом звякнули цепи, и хрипящий голос умоляюще произнес:
— Воды! Ради всего святого — воды!
Хорошо, что я захватил с собой фляжку! Подойдя к стене, я увидел в свете моего факела груду соломы. На ней лежал человек. Это был Байдир, мой самый талантливый ученик, — но в каком виде!
Глаза его, запекшиеся кровавой коркой, не открылись даже тогда, когда я прижал горлышко фляжки к его разбитым в кровь губам. Байдир застонал и сделал несколько судорожных глотков. Затем он с трудом раскрыл израненные внешние веки. И сразу же резко оттолкнул фляжку щекой, так что она со звоном упала на плиты пола. Драгоценная влага темным ручейком заструилась по глубокой щели, уходя в пол.
Я, естественно, и пальцем не пошевелил, чтобы поднять фляжку; не сделал этого и Байдир.
— Даже воду не хочу принимать из твоих рук, чудовище, — прошептал он.
Вот, господа, какой бывает человеческая неблагодарность! Правду говорили философы: человека узнаешь до конца в тот момент, когда перед смертью просишь у него стакан с целебной настойкой…
— Поговорим спокойно, Байдир, — сказал я, задыхаясь от отвратительного запаха гнили, который источали сырые стены подвала. — Быть может, это ваш последний разговор с человеком перед уходом в никуда…
— Человеком? — усмехнулся Байдир. — Неужели вы именуете себя этим гордым титулом? Запомните, Белиус, вы талантливый ученый, быть может, даже гениальный, но до звания человека вам далеко!
За последние двадцать лет, господа, я вынес множество оскорблений, немыслимых для моего положения в обществе, но я научился терпеть. Терпеть, сжав губы, и ждать своего часа! И теперь, когда мой час пробил, терпение мое было безгранично.
— Пусть так, — сказал я кротко, — пусть так. И все же мне любопытно поговорить с моим ближайшим соратником, которому я безгранично доверял многие годы и который едва не взорвал Излучатель — дело всей моей жизни.
— Об этом я и толкую, — вновь усмехнулся Байдир. — Каково главное дело человека, таков и он сам. Только хладнокровное чудовище вроде вас, Белиус, могло вместе с вояками строить Излучатель. Сколько раз на общих собраниях вы с Горскином гневно осуждали шариан, сотворивших полчища летающих «драконов» — тех, что несут огонь и забвение? Но чем вы сами были лучше? Ударив Излучателем по бедной Шарии, вы погрузили бы процветающую державу в первобытный мрак!
— Мрак — это еще не гибель, — сказал я. — Вы слышали что-нибудь об атомной бомбе?
— Да, — помедлив, ответил Байдир, презрительно глядя на меня. — Я — один из руководителей тайного общества пацифистов.
Признаюсь, господа, я был потрясен. Пятнадцать лет я прожил с этим славным, талантливым человеком и, как оказалось, совсем не знал его! Общество пацифистов… Люди, покрытые завесой тайны, проклятые всеми правительствами Майоры! Противники любых методов ведения войн, пацифисты внедряли своих агентов во все военные ведомства и наносили неисчислимый вред обороноспособности стран. Они уничтожали чертежи и модели новых видов вооружения, призывали с помощью листовок молодежь отказываться от службы в армии, подрывали боевой дух войск. И Байдир, мой славный, веселый друг, был одним из этих преступных фанатиков!
— Почему же вы совершили диверсию только сейчас, когда Излучатель практически готов? — с недоумением спросил я. — У вас была масса возможностей саботировать нашу с Горскином работу на самых ранних ее стадиях. Но вместо этого вы, Байдир, были едва ли не самым активным моим помощником. Как это прикажете понимать?
— Дело в атомной бомбе, — хрипло сказал Байдир (чувствовалось, что каждое слово дается ему с большим трудом). — Мы, пацифисты, с тревогой следили за началом проектирования этого ужасного оружия и были готовы уже вмешаться, как вдруг на сцене появились вы, Белиус, со своим Излучателем. Тогда, много лет назад, ваш с Горскином проект казался утопией, и поэтому мы его поддержали. Мы сделали все, чтобы правительство Кардиании поставило огромные ресурсы именно на вашу карту. Так и получилось. Нам удалось спасти мир от атомной чумы, но мы недооценили ваш гений, Белиус. Настал день, когда я понял, что новое оружие все-таки заработает, но, увы, не смог этому помешать…
— Вы не смогли помешать не только мне, — горько сказал я. — Вчера вечером наши бравые вояки сбросили на столицу Шарии три атомные бомбы. Погибли сотни тысяч людей! Считанные часы остались до ответного удара — в сторону Кардиании движется туча смертоносных биороботов-тиров. Через день-два в войну будет втянуто полмира. Что вы скажете об этом, Байдир? Где же ваши славные борцы за мир?!
— Они поднимутся как один! — взволнованно воскликнул Байдир, безуспешно пытаясь встать с пола. — Атомные взрывы послужат набатом для всех честных людей…
— Набатом? — спросил я. — И что же вы, пацифисты, сможете противопоставить новым бомбам или полчищам тиров? Гневные демонстрации протеста, митинги, факельные шествия? Или вы развеете над Майорой мириады листовок с воззваниями и призывами? Человеческие жизни сейчас не спасешь никакими словами, даже самыми искренними и добрыми. Мир надо уметь защищать, Байдир, а для этого необходимо уметь на силу отвечать силой.
— Ударить Излучателем по Шарии? Это вы имеете в виду, Белиус? — презрительно сказал Байдир, тяжело дыша.
— Нет, — спокойно сказал я, — не только по Шарии, но и по всей планете. Ее уже ничто не может спасти, кроме очистительного Ветра Перемен.
Быть может, господа, мне не следовало открывать свою тайну измученному пытками человеку, но, если признаться, только ради этого я и спустился в подземную тюрьму.
Байдир надолго задумался, а затем грустно взглянул на меня покрасневшими глазами:
— Вот куда завела вас гордыня, Белиус! Мне иногда приходила в голову эта мысль, когда мы монтировали Поглощатель. Уж очень мал у него запас емкостей! Но как вы сумели обмануть ваших многочисленных контролеров из военного ведомства — ведь среди них были ученые с мировым именем?
Я улыбнулся — признаюсь, не без некоторого ехидства, — но отвечать не стал. Да и как рассказать в двух словах о своей титанической работе по созданию теории поля вероятностей! Ни один ученый не смог до конца разобраться в моих сложнейших выкладках, и потому никто не заметил, что в многоэтажной формуле трансформации провремени я сознательно допустил одну ошибку: заменил кубическую степень знаменателя на квадратную! Это был гениальный ход — ни один натурный эксперимент не мог обнаружить неточность формулы. Только пуск могучего Излучателя раскрыл бы мои карты: защитные экраны не смогут поглотить всю энергию колебания поля провремени, и Ветер Перемен покатится не только на Шарию, но и на мою родную, обезумевшую от кровавых замыслов Кардианию. И задует ураган планетарного масштаба, сдувая с Майоры всю накопленную человечеством мерзость. Военные машины навсегда останутся стоять в опустевших ангарах, оружие быстро заржавеет — людям будет не до него. А сами люди…
