– Мы шли по следам шин, – сообщил Маркус и снял дождевик.
– Они сюда не ведут, – ответил Товар. – По крайней мере, прямиком.
– Я вас услышал, – признался Джейден с еле заметной улыбкой. – Долли не помешает несколько уроков тишины.
Товар покачал головой:
– Она просила сахару. Видимо, как раз в этот момент вы и проходили мимо. Большинство – я имею в виду, любопытные, кому не лень пойти на разведку, – никогда бы нас не нашли. Народ обычно шагает себе по колее в обход соседнего дома, через лес и упирается в речку. А мост-то упал! Что делать? Ну а доски, по которым я перебираюсь на другой берег, надежно спрятаны.
– Так вы бродяга? – поинтересовался Джейден.
– Я торговец. А значит, мишень для всякого сброда. Но это не значит, что нужно быть легкой добычей, – Товар взял стопку одеял с дивана у камина. – Лучшие места, разумеется, для дам. Когда я один, тут довольно уютно, но сейчас столько народу, что не до роскоши. Ну да ничего: в тесноте, да не в обиде.
Кира наблюдала, как Оуэн разбирает одеяла и, протискиваясь между диванами, устраивает спальные места для десяти человек и верблюда. Неужели он из Голоса? Никак не определишь, – по крайней мере, пока он не попытается их взорвать.
Товар протянул одеяло Брауну: тот смерил бродягу подозрительным взглядом и выхватил у него одеяло. Оуэн улыбнулся и отступил на шаг.
– Если мы не научимся доверять друг другу, ночь будет долгой и утомительной. Неужели вы правда думаете, что я из Голоса?
Браун ничего не ответил, и Товар обернулся к Джанне:
– А вы?
Затем повернулся к Джейдену, раскинул руки, точно для объятий, и поинтересовался:
– Вы тоже считаете, что я из Голоса? И то, что я, рискуя собственной жизнью, пустил чужаков переночевать и делюсь с ними одеялами – часть коварного плана по уничтожению остатков цивилизации?
– Я думаю, вы бывший военный, – предположила Кира, придвигаясь к огню.
Товар наклонил голову набок:
– С чего вы взяли?
– Вы используете специфическую лексику, – пояснила Кира. – «Мишень», «разведка» и прочее. Плюс то, как вы держали ружье, когда открыли нам дверь. Ну, и сейчас вы с Джейденом стоите в абсолютно одинаковых позах.
Джейден и Товар посмотрели сначала друг на друга, потом на себя: ноги на ширине плеч, спина прямая, руки сложены сзади. Они почти одновременно с некоторым смущением подались назад, расцепили руки и переступили с ноги на ногу.
– Если он в отставке, это еще не значит, что он не из Голоса, – заметил Браун. – Многие мятежники тоже из военных.
– Ну, если служба в армии – доказательство вины, то семь из десяти человек в этой комнате под подозрением, – возразил Товар.
– Так расскажите нам о себе, – попросил Маркус, усаживаясь на диван. – Если мне предстоит целую ночь ждать, пока вы, ребята, закончите ходить вокруг да около и перестреляете друг друга, хоть развлекусь.
– Оуэн Товар, – с поклоном повторил высокий мужчина, – родился и вырос в Мейконе, штат Джорджия. Студентом два года играл в футбольной команде, потом закончил университет, пошел служить в морскую пехоту и на войне лишился четырех пальцев на ноге. Это была война с Ираном, а не Война за Изоляцию, не та, что с китайцами, о которой вы, наверно, подумали, не та, на которую мы послали партиалов воевать вместо себя. Большинству из вас лет восемнадцать – двадцать, верно? А значит, было года два-три, когда кончилась та война, и пять-шесть, когда настал конец света? Слово «война» для вас – автоматически война с партиалами – что есть, то есть, – но я вас разочарую: это была никакая не война, а массовое убийство и полный капец. Видите ли, в войне обычно участвуют две стороны, и даже если силы не равны, какие-то шансы есть у каждой. А так называемая «война с партиалами» была скорее похожа на избиение очкарика в подворотне.
– Я помню Войну за Изоляцию, – произнесла Джанна. – Тут не только дети эпидемии.
– Я бы никогда не позволил себе поинтересоваться у дамы ее возрастом, – галантно заметил Товар, пристраиваясь на диване у камина. Он держался непринужденно, однако Кира заметила, что ружье лежит рядом с ним – только руку протяни. Джейден расположился напротив Товара, но большинство солдат остались стоять. Кира села вместе с Маркусом, положив его руку себе на плечи – так было теплей и спокойнее.
– В общем, какая разница, что за война, – резюмировал Товар, – мне оторвало четыре пальца, я вышел в отставку по инвалидности, вернулся домой, в Джорджию, и занялся хоккеем.
– Что-то мне не верится, чтобы в Джорджии играли в хоккей, – усомнился Спаркс. – Это же южный штат, верно? Джорджия-то? А в хоккей играли на льду.
– Точно, на льду, – кивнул Джейден, – какой может быть хоккей в Джорджии? Тем более без пальцев на ноге.
Товар улыбнулся.
– Вот сразу видно, что вы дети эпидемии, – он повернулся к Джанне: – Но вы-то помните катки?
Женщина еле заметно улыбнулась:
– Конечно, помню.
– Каток, – продолжал Товар, – это такая огромная комната, размером с добрую баскетбольную площадку, внутри холодильника. Только представьте: там настолько холодно, что лед не тает. На катке собираются зрители, иногда целые сотни, – мы выступали в низшей лиге, – кричат, болеют за вас, делают волну на трибунах, словом, страсти накаляются, как у нас с вами сейчас, народу битком набито, точно дров в камине, а холодильнику хоть бы хны – пыхтит себе, остужает горячие головы. Лед крепкий, между периодами его достаточно полить водой, и спустя несколько минут он гладкий и плоский, что та чирлидерша «Тигровых акул». – Товар ехидно ухмыльнулся. – Прошу прощения, старые счеты.
– Бред какой-то, – заметил Спаркс. – Да такого количества электричества городу на год хватит.
– Конечно, если мы про городок вроде Ист-Мидоу, – ответил Товар. – Он жрет не больше промышленного кондиционера. А в былое время города, даже мелкие, вроде Мейкона, проглотили бы Ист-Мидоу целиком. Сотни тысяч людей водили машины, смотрели кино, висели в Интернете по семьдесят восемь часов на дню, и все равно электричества хватало, чтобы устроить каток в Джорджии – одном из самых жарких штатов, как вы сами сказали, где вроде как и не надо было ничего морозить.
– Все равно не верю, – упорствовал Спаркс.
– Я рассказывал о команде низшей хоккейной лиги из Мейкона, штат Джорджия, – напомнил Товар. – Теперь мне и самому не верится, что такое когда-то было возможно. Знаете, как мы назывались? Хотя, если вы не верите в то, что мы вообще существовали, так в это и подавно не поверите: «Гуляки из Мейкона». – Он загоготал. – Брехня, конечно, какой свет не видывал, но уж что было, то было – «Гуляки из Мейкона». – Оуэн хлопнул себя по колену; кое-кто из солдат рассмеялся, и даже Кира не удержалась и хихикнула. – Мы выступали в низшей лиге, к высшей нас и близко бы не подпустили, с нашим городком, где болели за что угодно, кроме хоккея. Мы знали, что никогда ничего не добьемся, так почему бы не прикольнуться? В сороковые, когда я играл, мы официально считались самой жесткой командой в стране, то есть фактически в целом мире. Кстати, потому меня и взяли, без пальцев-то. Фигуристу, конькобежцу, форварду НХЛ без пальцев никуда, но впечатывать соперников в борта хоккейной коробки и выбивать им зубы можно без всяких тонкостей.
