— Как бы я хотела когда-нибудь станцевать такой танец…
Улыбаюсь ей в ответ:
— А почему бы и нет? Позвольте, доса?
Встаю с кресла, обхожу стол, подаю ей руку. Мама поднимается, и я кладу руку ей на талию. Она опускает свободную руку вдоль бедра, но я беру её ладошку и кладу себе на плечо:
— Вообще то, у нас танцуют так, мама…
И мы кружимся в бальных па вокруг стола, под светом горящего камина… Наконец мелодия умолкает, матушка раскраснелась, улыбается. А я рад возможности подарить ей радость, потому что завтра утром мне нужно уехать к Вольхе на железоделательные мануфактуры. Чертежи ружей давно готовы, а теперь у меня есть оснащение для изготовления точнейших валов, на которых будет установлены суппорта. Всё остальное для машин, бабки, привода, шестерни, станины, пусть и грубо, но давно готово, ну а на первых изготовленных, эталонных агрегатах начнут делать другие, более изящные, скажем так, станки и машины. Сколько времени у меня займёт это — неизвестно. Но не мало. Это точно. А потом нужно будет проверить, как идут дела у Ролло… Мама видит по моему лицу, что я уже не с ней, где-то далеко, в своих мыслях:
— Спасибо, Атти. Я пойду?
— Хорошо, мама…
Она делает шаг к двери, но вдруг замирает на пороге, уже протянув руку к замку, оборачивается:
— Атти… А каким ты был раньше? До того, как стал…
…Слова застревают у неё в горле, но я понимаю, что она хотела, и молча включаю компьютер. Вспыхивает изображение, увеличиваю его во весь рост, и слышу потрясённый вздох:
— Высочайший…
…Странно смотреть на себя со стороны. А тут я ещё молодой, мне всего лишь двадцать лет, только вышел из Академии, и сфотографировался на память у знамени своей первой воинской части. Берет, лихо заломленный набекрень, пятнистый хак-хамелеон, в руках — штурмовой бластер, массивный, но лёгкий, тёмно-синие погоны с двумя звёздочками на плечах. Я ещё лейтенант. Эмблема в виде щитка с кометой на рукаве, означающая отряд глубинной разведки… Грудь колесом, ручищи — что шатуны у паровой машины, на боку — офицерский меч, подсумок с зарядами на ремне, словом, красавец. Глупый юнец. А через неделю мы были отправлены в рейд, из которого вернулись лишь я и мой товарищ. Его я вытащил на себе, без ног, истекающего кровью. Засада. Почти всех положили первыми же выстрелами. А меня спасло то, что я отпросился у командира отойти за кустики… Мама возвращается от дверей ко мне, гладит меня по щеке:
— Что-то плохое, да, сынок?
Еле выдавливаю из себя:
— Да нет, ма, просто вспомнилось… Прошлое…
Женщина внимательно смотрит мне в глаза:
— А лгать ты так и не научился, милый.
Приподнимается на цыпочки, ласково целует меня в наклонённую голову, взъерошивает, любя, волосы:
— Всё-таки, мне жаль девочку…
Прикладывает палец к моим губам, не давая возразить, затем открывает замок и уходит к себе. Я спешно гашу сферу, чтобы никто из слуг не успел увидеть чудеса и растрепать о них по всему Парда. Жалко ей. Саури. Знала бы она… Эх, мама! Как ты можешь забыть старую истину, что внешность обманчива? Окончательно выключаю питание, убираю комп в ящик стола, где лежит мой именной бластер. Золотая табличка на кобуре говорит о том, что это непростое оружие. Задумчиво гляжу на него. Потом решительно задвигаю ящик обратно. Надо спать. Подъём будет ранний…
…Завтрак, привычная зарядка во дворе, облачаюсь в дорожную одежду. Вороной уже бьёт копытом возле крыльца, Меня сопровождают Нитт, Грам, и двадцать человек личной охраны, за каждым из которых вьючная лошадь. Все вооружены до зубов, потому что груз у нас поистине драгоценный — инструменты и микростанки. Мы отправляемся в Тумиан…
…В пути ничего экстраординарного не происходит, и до замка Лиэй мы добираемся без происшествий. В нём находится резиденция Вольхи, моего первого, и, пока единственного, инженера. После короткого отдыха мы поедем на завод, где будут изготовляться станки, чтобы приступить к обработке резьбового вала для суппорта. Ну и прочих винтовых деталей. Семейство моего соратника встречает нас на крыльце главной башни замка с радостными улыбками — давно не виделись, оказывается. Сам Вольха, его жена Кери, одновременно заведующая пошивочными мастерскими, их дети — близняшки. Мальчик и девочка. Эти совсем малы, им всего по три месяца, а потому находятся на руках двух нянек, почтительно стоящих позади своих господ. Обнимаемся с главой семьи, чмокаю ручку досы Кери, затем все вместе идём внутрь. При сообщении о том, что сейчас мы сделаем то, чего не могли добиться почти год, Вольха приходит в дикий ажиотаж, порывается немедля, несмотря на быстро сгущающиеся сумерки, ехать на производство, но я категорически отказываюсь, хотя и самому не терпится. Во-первых, я слишком устал, как и мои спутники. Во-вторых — на дворе темно. В третьих — зачем спешить? Ночь роли не играет. А вот если я отдохну, то и программировать хитромудрый агрегат будет куда проще и быстрее, да и, если сразу не выйдет, то можно будет успеть внести правки. Так что лучше сначала баня, потом ужин, а дальше — нормальный спокойный сон в чистой постели, а не полудрёма в седле… Вольха понимает, что я прав, вот чего у парня не отнимешь — так это чёткого умения ставить на первое место то, что более необходимо в данный момент. Поэтому звучат распоряжения, и меня ведут в отведённые сьере графу покои. Затем начинается суета слуг и служанок, приносят горячую воду, потому что бани так и не построили, я моюсь, переодеваюсь, и меня ведут ужинать. У четы куча вопросов, так что за разговорами время пролетает незаметно, пока досу Кери не уводят кормить своё потомство. А там и я спохватываюсь, прощаюсь с мужчиной и иду, так сказать, почивать. В покоях тепло и уютно, чистые простыни прямо таки хрустят под моим телом. Как же приятно просто улечься и вытянуть ноги, расслабиться, и хотя бы пару мгновений ни о чём не думать! С этим ощущением чистоты и усталости я просто проваливаюсь в глубокий сон без каких либо сновидений…
… — Вот. Ставьте.
Я протягиваю ещё тёплое после обработки изделие Вольхе. Длинный, полутораметровый вал с точнейшей резьбой. Ошибка — двенадцатый знак после запятой. Максимум. И одновременно возношу молитву Высочайшему, чтобы моему рыжему двигателисту-механику в его Садах было хорошо. Инженер трясущимися от волнения руками принимает готовую деталь, подаёт рабочим, которые почтительно ждут своей очереди. Мастеровые тут же принимаются за работу, и сразу же слышны восхищённые возгласы — вал становится на место просто идеально, без допусков и зазоров. Рабочие ещё никогда такого не видели! А я улыбаюсь про себя, потом извлекаю из чемоданчика, где хранился микростанок, пачку листков, густо покрытых чертежами и убористым почерком, протягиваю Вольхе:
