Влад, искоса наблюдая за ним, только усмехнулся.
— Привыкай.
Они шли по тропинке среди благоухающих цветов и небольших рощиц, в которых сидели или прогуливались небольшие группы людей.
— Студенты "корпуса ангелов", — пояснил Влад. — А вот и институт.
Здание института поразило Алексея своей легкостью и воздушностью. Трех этажное здание полукругом охватывало площадь с озером посередине, через которое были перекинуты ажурные мосты. Из какого материала было выполнены все строения в институте, Алексей таки не узнал, но по виду он напоминал застывший туман, покрайней мере ему так показалось. Влад тоже этого не знал и, на его вопрос, пожал плечами, сказав только, что тут ничему удивляться, не стоит и что тут все только напоминает аналоги обычных вещей, зачастую ими не являясь.
Жилые помещения отрядов корпуса размещались недалеко от корпуса института на берегу живописной реки. Алексей ожидал, что это будет похоже на обычную студенческую общагу или армейские казармы, но с радостью обнаружил что ошибся, члены корпуса жили в небольших домиках разбросанных вдоль реки. К одному из них, стоящему прямо у воды, с причалом, у которого покачивалось пара лодок, Влад и направился.
— Влад вернулся!!!- неожиданно раздалось со стороны лодок и нечто огненно рыжее пролетело мимо парня, едва не сбив его с ног и обдав его брызгами, налетело на Влада.
Нечто оказалось огненно рыжей длинноногой девицей с фигурой фотомодели и личиком пятнадцатилетней девочки, одетой в купальник и сейчас повисшей на растерявшемся Владе. Наконец он оторвал ее от себя и повернул к Алексею.
— Вообще-то я не один.
Рыжий ангел надул губки и, обойдя вокруг Алексея, вздохнул, сложив руки на груди, на взгляд парня очень даже приличной, после чего повернулась к Владу.
— Обязательно было его тащить к нам.
Влад пожал плечами.
— Лиска, не привередничай, парню и так досталось, что я должен его был бросать. Да и Ральф определил его к нам.
— И кого это Ральф нам подсунул, — раздалось из дома, и на пороге появился… бородатый гном.
Челюсть Алексея попыталась повторить трюк, проделанный ей в доме, но тот сжал зубы, пытаясь ей помешать, что ему, впрочем, удалось.
Заметив очумелый взгляд новоприбывшего, гном усмехнулся и направился к ним. Был он таким, каким и должен быть, по мнению Алексея, гном. То есть невысоким, доходящем Алексею до груди, с большой бородой, носом картошкой, кустистыми бровями, из-под которых цепкий взгляд рассматривал оторопевшего парня, широченными плечами и огромными бугристыми мышцами, которые заставили бы позеленеть от зависти культуристов всего мира. Вот только одет он был ни как гном, по крайней мере, Алексей никогда не думал, что гномы носят спортивные костюмы и кроссовки.
— Что парень думаешь, что тут делает такой тип как я, — спросил он сразу в лоб и, дождавшись кивка, пробормотал, — вопрос вопросов, но вот если тебе рассказать всю историю, довольно-таки поучительную, то все станет ясно.
— Да ладно тебе, Глорин, — Влад приобнял Алексея, подталкивая его к дому. — Парню отдохнуть надо, мысли привести в порядок, а потом уже басни слушать.
Гном надулся, но промолчал, и они все двинулись в дом.
Позднее ему рассказали появление Глорина сына Давина в корпусе. После того, как он пал в неравном бою против тысячи гоблинов, как он утверждал, его душа отправилась в подгорный рай, где его предки восседали на золотых тронах, где текли реки отборного вина, а пир постоянно стоял горой, ну и всякое там другое.
— Короче, через несколько лет скучно мне стало, — объяснял гном, — вот я и решил посмотреть, что там твориться за пределами этого места.
Короче, после долгих странствий по разным там местам, каким правда он не стал уточнять, он оказался на дороге, где его, ошалевшего от своего путешествия, нашел Ральф и предложил либо остаться в корпусе, либо возможность перерождения в его мире.
— Я предпочел остаться — гном вздохнул.
Комната, которую ему выделили, была небольшой, но уютной и светлой, вдоль одной стены располагалась кровать, вдоль другой стоял шкаф и письменный стол с терминалом компьютера, третья стена была наполовину прозрачной и смотрела на реку, мебель была вполне современной и привычной и только впоследствии, он узнал, что она подстраивается под воспоминания и прихоть живущего в комнате.
Окинув все это добро взглядом, Алексей вопросительно посмотрел на Влада, но тот только пожал плечами.
— А что ты ждал, мы все-таки остаемся людьми, а каждому человеку иногда нужно уединиться. — Он вздохнул и похлопал парня по плечу — Пойми, не смотря на все, ты человек, хотя сейчас и состоишь из несколько другого теста, но как не странно даже здесь иногда хочется спать и есть, хотя, если честно, все, что ты тут видишь, лишь адаптация нашего восприятия реальности.
Звон входного зуммера заставил его вернуться из мира воспоминаний.
— Войдите.
Дверь скользнула вбок, и в комнату ворвался рыжий вихрь.
— Ну что, курсант, собрался, — спросила Лиска, плюхаясь на кровать. — Ты бы хоть одежду поприличнее изобразил, не все же время таскаться в джинсах и кофте.
Алексей поморщился. Лиска прекрасно знала, что смена внешности всегда давалась ему с большим трудом и его нынешняя форма стоила его учителям кучи истраченных нервов (если у них они были) и с тех пор он старался не экспериментировать. И хотя Лиса и сама порядочно помучилась с его обучениям по воплощению, все равно не оставляла возможности поддеть его.
Алексей вздохнул и, открыв шкаф, достал курсантскую форму.
— Сегодня официальный день, так что я не буду мучиться.
— Везет тебе, а я вот еще не выбрала наряд, — Лиска притворно вздохнула и на ее теле замелькали наряды, со скоростью пулемета сменяя друг друга.
Раньше Алексея бы это наверняка заинтересовало бы, но за последнее время он насмотрелся такого. И хотя некоторые из мелькавших нарядов были чересчур откровенны, а иногда их вообще не ощущалось, вид обнаженного Лискинного тела не вызывал в нем желания, хотя он и признавал, что оно, то есть ее тело, довольно привлекательно.
Он вспомнил, как впервые увидел Лиску, купающуюся обнаженной, благо из окна его комнаты открывался прекрасный вид на реку, а молодой ангелессе вздумалось плескаться как раз напротив, и небольшой пляжик, расположенный перед домом, был из его окна, как на ладони. По началу он даже испугался своей реакции, подумав, что все чувства к прекрасной половине человечества им утрачены, но, прислушавшись к себе, понял, что они просто изменились. Исчезла пошлость, но зато усилилась нежность и чувство прекрасного, по крайне мере так он определил это для себя. Тогда он смотрел на плескающуюся Лиску ни как на объект вожделения, а как на нечто прекрасное, так как ребенок смотрит на свою мать, так как художник любуется прекрасным цветком, и чувство странной нежности захлестнуло его.
