По словам неизвестного, этики оживили человечество ради какого-то эксперимента. Со временем люди умрут окончательно и никогда уже не воскреснут. Неизвестный же, Икс, тайно восстал против этого.
Бартон отнесся к его словам скептически. Но когда другие этики попытались схватить Бартона, он бежал. Несколько раз он был вынужден убить себя, чтобы, воскреснув в другом месте, оторваться от преследования. Позднее он ввел это в систему. После семьсот семьдесят седьмого самоубийства он очнулся в зале Совета двенадцати. Они сказали ему то, что Бартон и сам знал: что среди них имеется ренегат. Пока что они не обнаружили, кем является он или она. Но непременно обнаружат.
Теперь, когда Бартон попал им в руки, они будут постоянно следить за ним. При этом все, что касается приходов этика, и все, что Бартон знает о нем, будет стерто из его памяти.
Однако Бартон, вновь очнувшись на берегу Реки, обнаружил, что помнит все. Икс как-то ухитрился воспрепятствовать уничтожению воспоминаний и надуть своих собратьев.
Икс, как рассудил Бартон, принял также меры, чтобы помешать этикам найти его, Бартона, в случае нужды. И англичанин отправился вверх по Реке, разыскивая других рекрутов Икса. Какой помощи от них можно ждать. Икс не сказал — обещал лишь открыть позднее, что и когда им нужно будет сделать.
На деле все вышло не так. Икс больше не появлялся, и воскрешения внезапно прекратились.
Потом Бартон открыл, что Питер Джейрус Фрайгейт и тау-китянин, бывшие с ним с самого начала, — либо этики, либо их агенты. Но схватить их он не успел — они бежали.
Бартон не мог больше скрывать тайну от своих спутников. Алису его рассказ сначала ошеломил, потом она пришла в ярость. Почему он сразу не сказал ей правду? Бартон объяснил, что поступил так ради ее же блага. Если бы она знала правду, этики могли бы похитить ее, чтобы подвергнуть допросу и Бог знает чему еще.
С тех пор гнев постоянно тлел в груди Алисы, то и дело вырываясь наружу и обжигая Бартона. Он, со свойственной ему вспыльчивостью, в долгу не оставался. И хотя потом они каждый раз мирились, Алиса знала, что день их расставания недалек.
Ей следовало бы порвать с Ричардом еще до их поступления на «Рекс», но ей тоже хотелось проникнуть в тайны Мира Реки. Оставшись на берегу, она всю жизнь жалела бы об этом. Поэтому она села с Ричардом на корабль и вот теперь стоит в их общей каюте, не зная, что делать дальше.
Приходится сознаться, что она здесь не только ради того, чтобы раскрыть тайны. Впервые за свою жизнь в этом мире она обрела водопровод с холодной и горячей водой, комфортабельный туалет, мягкую постель, кондиционер и большой салон, где показывают фильмы и спектакли и где оркестры исполняют классическую и популярную музыку на настоящих земных инструментах, а не на тех изделиях из глины, кожи и бамбука, которыми пользуются на берегах. Там играют также в бридж, вист и другие игры. И весь этот комфорт, материальный и душевный, — к ее услугам. Трудно было бы от него отказаться.
Да, в странном положении оказалась она, дочь епископа, рожденная 4 мая 1852 года близ Вестминстерского аббатства. Ее отец, будучи деканом колледжа Крайст Черч в Оксфорде, прославился также как соавтор «Греко-английского лексикона» Лидделла и Скотта. Мать Алисы была красивой и образованной женщиной, похожей на испанку. Алиса Плэзнс Лидделл приехала в Оксфорд, когда ей было четыре года, и почти сразу же подружилась с застенчивым, заикающимся преподавателем математики, имеющим духовный сан и не совсем обычное чувство юмора. Оба жили при колледже, в одном дворе, и потому часто встречались.
Алисе и ее сестрам, как дочерям епископа, в жилах которого текла королевская кровь, почти не разрешалось играть с другими детьми. Их образованием занималась в основном гувернантка, мисс Прикетт — она очень старалась воспитать девочек как следует, но и сама не отличалась большой ученостью. Однако Алиса пользовалась всеми преимуществами ребенка из привилегированной викторианской семьи. Рисованию ее обучал сам Джон Рескин. Частенько ей удавалось подслушать беседы отца с пришедшими к обеду гостями, а в доме бывали и принц Уэльский, и Гладстон, и Мэтью Арнольд, и прочие знаменитости.
Алиса была хорошенькой девочкой с темными прямыми волосами, подстриженными впереди в челку. Лицо отражало тихую, мечтательную натуру, но задумчивость сочеталась в Алисе с живостью — особенно веселили девочку причудливые сказки Доджсона. Она много читала и получила хорошее домашнее образование.
Она любила играть со своей черной кошкой Диной и рассказывать ей сказки, хоть и не такие интересные, как у доктора. Ее любимой песней была «Вечерняя звезда», которую Доджсон спародировал, вложив в уста Черепахи как бы:
Еда вечерняя, блаженная еда!
Сама Алиса больше всего любила главу о Чеширском Коте. Она любила кошек — и даже когда выросла, порой говорила со своим очередным любимцем, как с человеком, если никто не слышал.
Выросла она в привлекательную девушку, прекрасно сложенную и наделенную каким-то неуловимым очарованием — этот таинственный флер отмечали в ее детские годы и Доджсон, и Рескин, и другие. Для них она была «дитя с чистым, ничем не омраченным челом и мечтательными, полными веры в чудо глазами».
И все же Алиса вышла замуж только в двадцать восемь лет, в 1880 году, будучи уже старой девой по викторианским, понятиям. Ее муж, Реджинальд Джервис Харгривз, владел поместьем Каффнелз близ Линдхерста в Гэмпшире. Получив образование в Итоне и Оксфорде, он стал мировым судьей и вел в своем поместье очень тихую жизнь вместе с Алисой и их тремя сыновьями. Он любил чтение, особенно французских авторов, верховую езду и охоту, имел он также огромный дендрарий, где росли сосны Дугласа и Мамонтово дерево.
Несмотря на некоторую заторможенность и неловкость в первое время, Алиса привыкла к физической любви и стала находить в ней удовольствие. Она любила своего мужа, его смерть в 1926 году причинила ей глубокое горе.
Но Бартона она любила со страстью, какую никогда не питала к Реджинальду.
Любила, но больше не люблю, твердила она себе. Она не могла смириться с его вечной непоседливостью — хотя теперь, похоже, ему придется просидеть на одном месте много лет. Правда, это место движется. Его вспышки ярости, всегдашняя готовность затеять ссору, его постоянная ревность давно уже утомляли Алису. Те самые черты, которые раньше привлекали ее в Бартоне, поскольку ей самой их недоставало, теперь отталкивали ее. Больше всего ее раздражало то, что он так долго скрывал Тайну. Но теперь ей некуда уйти. Все каюты заняты. В некоторых, правда, проживают одинокие мужчины, но Алиса не собиралась уходить к человеку, которого не любит.
