— Да… нет, пожалуй.
— Ну что ж, старина, я рад, что мы нашли общий язык. Теперь давайте пойдем дальше. Вы ведь очень умный человек. Вот вы потеряли четыре часа. Те тридцать пять лет, что могут быть вам отпущены, вмещают триста пять тысяч четыреста сорок часов — расчеты точные. Неужели это время не перевешивает каких-то глупых четырех часов?
— Да, но…
— Ага, значит нужны дополнительные аргументы. Вы намерены отыскать свою шляпу, так?
— Мне бы хотелось.
— И вас не волнует, что когда вы найдете шляпу, то найдете и те четыре часа, ибо они неразрывно связаны с потерей шляпы?
— Ну…
— Я-то надеялся, вы образумитесь. Что ж, ищите шляпу, ищите четыре часа, ищите смерть! Именно в такой последовательности будут разворачиваться события. Подумаешь, невидаль — шляпа. Стоит ли сбиваться с ног из-за такой ерунды!
— Я… я это обдумаю.
— Никаких обдумываний. Вы должны прийти к выводу, что поиски шляпы глупость, здесь и немедленно выкиньте из головы мысль о четырех часах. Все, их не существует.
— Может быть… — отважился спросить Лоури, — может быть, вы мне скажете, что произошло за эти четыре часа?
— Послушайте, старина! Я же говорю вам, если вы это выясните, то наверняка погибнете, а вы спрашиваете меня прямо в лоб. Я-то пытаюсь вас спасти, а не уничтожить.
— Даже намекнуть не можете?
— С какой стати?
— Дело в той статье?
— Фу-ты, ну-ты, Джим Лоури. Не пытайтесь выудить из меня эти-сведения мне не хочется, чтобы вы умирали. Я считаю вас мировым парнем, исконным принцем, с головы до пят. А теперь ступайте-ка вниз…
— Все дело в малярии?
— Фу-ты, ну-ты.
— В спиртном?
— Ну, хватит.
— Или…
— Да замолчите вы! — взревел рыцарь. — Если вы такой любознательный, идите вниз по лестнице и встретите там человека. Больше я ничего не скажу. Встретите человека.
— Спасибо, — сказал Лоури. — Не будете ли вы так любезны назвать мне свое имя?
— Имя? Зачем оно мне? Я рыцарь и живу идеалами.
— Но если мы снова встретимся, я вас не узнаю.
— Я же сказал, я живу идеалами!
— Ну и что из этого? Я тоже живу идеалами, — Он протянул руку, чтобы поднять забрало. Рыцарь остался стоять смирно.
Забрало поднято.
Внутри ничего не было!
Внутри была темнота.
Немного спустя Лоури сделал еще одну попытку подняться наверх, но снова тщетно; он чуть не свалился в пустоту. Он остановился как вкопанный, его била дрожь. Может, все-таки… все-таки ему не надо спускаться вниз? Вниз к… Ему вдруг захотелось заорать во все горло, но он подавил этот порыв. Он успокоился.
Лоури обнаружил, что новые ступени отличались от прежних: они издавали другой звук — глухой, видно, были деревянными, да и шли равномерно, на одинаковом расстоянии друг от друга. Вскоре он едва не упал, пытаясь нащупать следующую ступень — там оказалась твердая почва. Да. Он стоял на ровной земле. Вокруг ничего не было видно…
Он резко повернулся, чтобы разглядеть, не исчезла ли последняя ступенька. Она была на прежнем месте. И та, что над ней, тоже. И следующая на месте. Что если лестница восстановилась! Вдруг он сможет подняться наверх! Но тут он споткнулся, так как вместо мраморной площадки была деревянная, обнесенная перилами, так что дальнейшее восхождение было невозможным. Ему пришлось спуститься обратно — на островок земли.
Он не сразу заметил этого человека, главным образом потому, что тот был весь в черном. Абсолютно весь. На нем была черная грязноватая шляпа с широкими полями, которые почти полностью скрывали лицо, но не могли скрыть грубость черт и жесткую линию рта; его могучие, но согбенные плечи окутывал черный старинный плащ; на башмаках поблескивали черные пряжки. В руках он держал фонарь, который отбрасывал тусклый луч света, он поставил его на землю и уселся на деревянную скамью, вынув из-за пазухи что-то длинное и змееобразное. Затем достал черную книжицу, и, приподняв фонарь, воззрился на страницы.
— Лоури?
— Да, это я.
— Хм. Откровенный ты, однако, парень. Впрочем, всем известно, что меня лучше не водить за нос. — Он громко сплюнул и опять уставился в книгу. Хорошая черная погодка, не правда ли?
— Да. Не спорю.
— Сколько ты весишь, Лоури?
— Сто девяносто фунтов.
— Хм. Сто девяносто фунтов. — Он отыскал карандаш и нацарапал что-то в своей книжечке. Затем, высоко подняв фонарь, он пристально оглядел лицо и фигуру Лоури. — Хм. Физических недостатков нет?
— Вроде нет.
— Сто девяносто фунтов и нормальная шея. А, Джеймс Лоури?
— Да.
— Что же, наше знакомство не затянется, но это твоя беда, а не моя.
— Как… как вас зовут?
— Джек. Вообще-то Джек Кетч, но можешь называть меня просто Джек. — Он опять громко сплюнул. — Если хочешь, чтобы со мной у тебя все прошло гладко, положи в карман один или два фунта, когда подойдешь.
От этого человека исходил запах тления — тления и запекшейся крови; волосы у Лоури встали дыбом.
— Почему фунт?
— А почему бы и нет? Мне ведь надо питаться, как и тебе надо было. Я могу устроить так, что тебе будет легко или, наоборот, чудовищно трудно. Так что послушайся моего совета и дай мне фунт или два, и мы приступим к делу. Терпеть не могу ходить вокруг да около. Все уже готово, и задержкой мы лишь осложним процедуру, а ты будешь понапрасну нервничать. Что ты на это скажешь?
— Я… я не знаю, о чем вы.
Он поднял фонарь и внимательно посмотрел на Лоури.
— Хм. А производишь впечатление толкового парня. — Он поставил фонарь и поднял с колен змееподобную штуку. Он начал возиться с ней заскорузлыми пальцами.
Мало-помалу Лоури охватил ужас. Джек Кетч. Знакомое имя. Но этого человека он видит впервые. Джек Кетч…
Внезапно Лоури осенило, чем занят Джек Кетч. Ведь эта штука у него в руках — веревка! Он завязывает петлю для виселицы!
И эти ступени. Их было тринадцать! И площадка наверху — эшафот!
— Нет! — крикнул Лоури. — Вы не можете этого сделать! У вас нет такого права!
— Полегче! Полегче, Лоури! Джим Лоури! Иди сюда! От меня не убежишь! Лоури, Джим Лоури!
Сзади гулко прозвучали шаги палача, а шуршание плаща было подобно грому.
Лоури попытался удержаться на краю новой лестницы — он ее скорее ощущал, нежели видел, — но ступени были скользкими, и он уже не мог остановиться. Он напряг мускулы перед нижней ступенькой…
Но ступил в никуда.
Дергаясь, извиваясь и кувыркаясь, он летел вниз, вниз, вниз, в чернильную бездну, задыхаясь от страха, в животе у него пульсировал комок боли. Вниз, вниз, вниз, вниз, рассекая темную мглу, потом больно хлеставшие ветви деревьев — и снова туман.
