— Поставь его, — попросил он негромко.
Халь еще раз вгляделась в лицо Джеремии, потом вставила диск в компьютер.
Тишину нарушил голос его отца.
Привет, Джеремия. Если ты услышишь это, то знай: мы делаем все, чтобы тебя освободить. Твоя мать и я, кроме того, стараемся получить от властей разрешение отправиться на Коубей. Мы не сдадимся.
Затем заговорила его мать с мучительным напряжением в голосе.
Все наши мысли с тобой. Твои брат и сестра шлют тебе свою любовь. Мы любим тебя, Джеремия. И мы обязательно увидим тебя, я верю в это. С любовью, мама и папа.
Диск чуть зашелестел и умолк.
Джеремия вцепился в край стола. Их оптимизм его не обманул. Разрешение посетить Коубей обычно не было связано с бюрократическими препонами — если только власти не опасались, что дело не окажется излишне хлопотным. Но даже если его родители и доберутся сюда, коубейцы ни за что не допустят их к сыну. Вполне вероятно, что он больше никогда не увидит своих близких.
— Мне очень грустно, — сказала Халь. — Я должна была бы промолчать.
Он подавил слезы, навертывающиеся на глаза.
— Ты бы поняла, что они сейчас чувствуют, если бы у тебя были дети.
Она замерла.
— Но почему ты полагаешь, что у меня нет детей?
— Так ведь мы женаты всего несколько десятидневок…
Слишком поздно он спохватился. Что, если она была замужем прежде? Что, если она потеряла мужа? Или же у нее есть внебрачные дети? Последнее, впрочем, исключается, учитывая ее консерватизм.
— Как ты мог подумать, что у меня не было мужа прежде? — спросила Халь.
— Но ты никогда о нем не упоминала.
Она прислонилась к письменному столу.
— Не может быть!
— О чем ты? — настороженно спросил Джеремия.
— Как ты мог не знать?
— Не знать — чего?
— У меня был другой акаси. Мы прекратили много лет назад.
— Прекратили? — (Что, собственно, это означало?) — Где он?
— В Калании, здесь.
— Все еще?
Она вздернула голову.
— Я и он больше уже не Директор и акаси. Иначе я не разговаривала бы сейчас здесь с тобой. Но Клятва ведь дается на всю жизнь. Я поклялась поддерживать и защищать его. Наше отчуждение не снимает с меня моих обязательств.
— У нас это называется «алименты», — сухо заметил Джеремия.
— Он говорил мне, что посетил тебя в твой первый вечер.
— Кев?!
— Да. — Она провела пальцами по волосам. — Кев.
— Он даже не обмолвился…
— Но ты же видел его вьясские наплечные браслеты. Такие же, как у тебя.
— Я не понял.
Зато теперь он понял все. Не удивительно, что Кев хотел бы, чтобы Джеремия упал с обрыва. А Хевтар! Как можно быть таким слепцом! Да, мальчик похож на Кева. Но не меньше — на Халь.
Она сказала мягко:
— Я сожалею, что тебе пришлось узнать про это подобным образом. Я полагала, тебе известно. Ты очень глубоко изучил нашу культуру, и я иногда забываю, что ты все-таки не знаешь ее так, как мы.
Он отошел к окну и посмотрел на небо.
— Мне необходимо обдумать все это.
— Ты предпочтешь вернуться к себе?
Он с облегчением кивнул.
Весь оставшийся день он просидел у окна, думая о Кеве и Хевтаре. И сожалел, что постигнуть человеческие отношения гораздо труднее, чем Игру.
* * *
Хевтар вошел в общий зал.
— Это она! — он остановился у стола, за которым играли Джеремия и другие калани. — Я увидел ее ветролет из своего окна.
— Ха! — сказал Сейвин, отрываясь от своих костей и сердито глядя на мальчика. — Успокойся. Я не могу сосредоточиться.
— А я спокоен, — заявил Хевтар.
Ньев улыбнулся ему.
— Величайшее событие, когда она прилетает с визитом.
— Директор Тенсы, — сообщил Хевтар.
Джеремия обрадовался предлогу встать из-за стола. После вчерашнего разговора с Халь Игра его не слишком клеилась.
— Знаменитая Директор Тенсы? Я должен на нее посмотреть.
— Тогда поторопись, — сказал Хевтар. — Ее ветролет уже приземлился.
Джеремию удивило, что Хевтар не пропустил его слова мимо ушей. Гадая о том, какая причина заставила мальчика забыть враждебность, он последовал за ним в его апартаменты. Хевтар подвел его к окну, выходившему на летное поле. Поглядев вниз, Джеремия увидел в отдалении Халь со свитой и группой гостей.
— Которая из них Директор Тенсы? — спросил он.
— Та женщина с черными волосами, — ответил Хевтар.
Джеремия внимательно вгляделся в стройную фигуру.
Женщина… к ней это слово совсем не подходило. Директору Тенсы было никак не больше шестнадцати лет. Каскад черных волос ниспадал на гибкую спину, и в нем играли солнечные блики.
— Она красавица.
— Да, — согласился Хевтар с энтузиазмом и добавил застенчиво: — И вообще она очень хорошая.
Джеремия улыбнулся. А знает ли Халь, какие чувства питает ее сын к Директору Тенсы? И такая удачная партия — сын Директора и Директор другой Цитадели.
Хевтар словно только сейчас заметил, кого привел к себе в комнату. Улыбка исчезла с его губ.
— Я не хотел отвлекать тебя от Игры.
— И не отвлек. Я как раз намеревался встать из-за стола.
— А! — мальчик посмотрел в окно на летное поле.
— Хевтар… — Джеремия замялся. — Я хотел сказать…
Хевтар оглянулся на него.
— Что сказать?
— Мне очень жаль, если тебе неприятно мое присутствие.
— Меня это не касается. — Хевтар переминался с ноги на ногу.
Джеремия не находил нужных слов. Как вообще обсуждают подобное?
— Я раньше ничего не знал о твоих родителях. Боюсь, я показался бесчувственным.
— Я просто не могу… — Мальчик взглянул в сторону залы. — Мне надо упражняться. В Игре.
— Ну, конечно! — Джеремия оставил попытки начать откровенный разговор. Да разве бы он в четырнадцать лет захотел обсуждать такую сложную и двусмысленную ситуацию?
Они направились к двери, но на пороге зала Хевтар остановился и спросил с робкой улыбкой:
— Может быть, ты захочешь послушать нас с Ньевом? Он играет на лайдере, а я пою.
— Спасибо, — сказал Джеремия. — С большим удовольствием.
В зале Хевтар сел к столу, а Джеремия направился в свои апартаменты, но тут же чуть не столкнулся с Кевом, который вышел из общей гостиной. Они оба неловко остановились, смущенные тем, что почти налетели друг на друга. Джеремия дорого дал бы, чтобы телепортироваться. Куда угодно.
После паузы Кев спросил:
— У тебя найдется свободная минута?
Джеремия переступил с ноги на ногу.
