Виктор мгновенно накрыл терем колпаком системой сверхчувств, проник внутрь, натыкаясь на достаточно мощную пси-защиту, но не смял ее, хотя мог бы это сделать с легкостью, а тонко просочился сквозь, вступая с домовым в контакт.
— Кто Вы? — спросил инком ментально. — Почему не вызвали хозяина дома, а пытаетесь влезть без проса?
— Потому что имею на это полное право, — ответил Гагарин, стараясь, чтобы в его мыслях не содержалось никаких негативных эмоций. — Я сын, как ты выразился, хозяина этого терема, и, как мне кажется, могу не спрашивать разрешение своего отца на то, чтобы вступить на порог.
— Он мне не говорил о вас.
— Мне предстоит выяснить, почему он этого не сделал.
— И все же, мне бы хотелось получить кое-какие доказательства того, что вы — тот, за кого себя пытаетесь выдать.
Подобная позиция домового в принципе не являлась сколь-нибудь экзотичной, если бы ни одно но — в доме Гагариных, насколько он помнил, подобного никогда не было, потому что семья всегда отличалась радушием и гостеприимством. И такая сторожевая реакция инкома больше всего напомнила Виктору охранные императивы специальных кибернетических систем, созданных человеком для контроля особых объектов стратегического назначения.
— Я открою тебе свою мысленную сферу, — не много поразмыслив ответил Гагарин, — но не всю, а только ту ее часть, где спрятаны воспоминания моего детства, а ты уж разбирайся.
Аккуратная щупальца ментального взгляда словно бы погладила его по голове, не заметно скользнула под череп, мягко вошла в сознание Виктора, и спустя несколько мгновений, столь же деликатно удалилась.
— Прошу прощения Виктор, — извинился домовой, — я просто не знал, кем вы являетесь на самом деле, а у меня приказ охранять терем и никого не пускать.
— Кто тебе дал его?
— Ваш отец — Федор Матвеевич.
— Кстати, где он сейчас, я не чувствую его здесь.
— Разве вы способны просачиваться сквозь барьеры пси-защиты, воздвигнутые мной?
— Способен, но это не значит, что ты плохой слуга. Как тебя зовут?
— Волхв.
Виктор улыбнулся, узнавая отца, знатока и любителя древней истории, исконно русских традиций, доставшихся от наших предков Гиперборейцев.
— Так куда запропастился Федор Матвеевич?
— Он мне не сказал точного своего местонахождения, но могу подозревать, что ваш батюшка на работе.
— Тогда он скоро объявиться, — ответил Гагарин уже голосом, входя в дом.
Здесь ничего не изменилось за пять лет. Все та же уютная светлая терраса, объемные голгофы с изображением отца, матери и его в пяти, десяти и пятнадцати летнем возрасте, старинные часы — след конца двадцать первого века, стол из красного дерева, такие же стулья, богато украшенные искуснейшей резьбой. Все это, в принципе, мог бы вырастить инком по приказу хозяина — в век развития полевых технологий для человечества не было ничего не возможного, однако Федор Матвеевич предпочитал естественное и натуральное.
Светлана Юрьевна — мать Виктора — находилась в саду, о чем Гагарин прекрасно знал еще до того, как вступил с Волхвом в контакт, и теперь пришла пора, наконец, известить ее о своем прибытии.
К его огромному удовольствию, сад также не претерпел изменений — кусты смородины, раскидистые старые яблони, соседствующие с более молодыми, появившимися совсем недавно, вишни, сливы — все осталось на своих местах.
Светлана Юрьевна сидела в тенистой беседке. Перед ней в воздухе висело совершенно плоское, толщиной всего в пару десятков молекул, зеркало, в которое женщина смотрела с затаенной полуулыбкой. Разумеется, древним предметом женского туалета эта вещь не была, а являлась в данный момент экраном визора, хотя могла приобретать огромное количество форм и несла в себе множество функций, будучи персинком, то есть персональным инкомом.
— Свернись, — мысленно приказал ему Виктор, наблюдая, как персинк резко потерял свою плотность, трансформировался в облачко голубоватого тумана, превращаясь затем в потрясающе красивую бабочку, и уселся на цветок.
Женщина слегка испугалась, но лишь самую малость, потому что в следующее мгновение, узрев перед собой сына, ее глаза расширились от удивления, неверия, но Гагарин почувствовал сколько крылось в них любви, нежности и ласки.
— Здравствуй, — прошептал он и кинулся обнимать мать.
Они молчали, обнимались, плакали, смеялись, вновь обнимались и вновь молчали. Круговерть совершенно разных эмоций, захлестнувшая двух родных друг другу людей, длилась никак не меньше часа, а когда чувства немножко притупились, Виктор решил спросить об отце.
— Где папа?
Женщина не удивилась вопросу сына, показав понимание ситуации:
— Что, столкнулся с новым домовым?
— Было дело, но мы нашли общий язык.
— Рада за вас, что вы поладили. А отец твой на работе. Чем занимается — не знаю сама, но он теперь больше не конструктор ФВ- генераторов. Сейчас он трудится в Управлении Космической Разведки, часто пропадает в отдаленных уголках Космоса, но говорить о своей работе не желает.
Виктор нахмурился, поскольку понять причины того, что побудило отца столь кардинально сменить профессию, не мог. Старший инженер, начальник отдела сборки ФВ-генераторов в промышленном районе Марса — должность, конечно, не сверхвысокая, но достаточно значимая, работа практически всегда спокойная, и хорошо оплачиваемая, впрочем, в век двадцать восьмой оплачивался любой высококвалифицированный труд. И тут вдруг такое!
Чем занимались разведчики космоса, тесно сотрудничавшие как с пограничниками, так и со спецназом, Виктор знал не понаслышке, поэтому одобрить решение Федора Матвеевича не мог. Постоянное соседство с неизвестностью, новыми территориями, космическими загадками, открытием новых цивилизаций, коих к этому времени набралось более двадцати — все это отрицательно сказывалось не только на здоровье, но и на комфортных отношениях в семье. Хотя, справедливости ради, Гагарин заметил, что последнего пока еще не произошло.
— Не волнуйся так, — поняла его настроение Светлана Юрьевна, — ведь не в первый раз. Он уже два с половиной года так работает.
— Хорошо, не буду, — буркнул Гагарин, но решения своего поговорить с отцом не отменил.
Они разместились на просторной светлой веранде, управляющий домовой инком Волхв моментально приготовил гостю вкусный завтрак, и начались казавшиеся по началу бесконечные расспросы о его службе. Гагарин отвечал охотно, практически ничего не скрывая. Кое-где все же пришлось опустить подробности, но таких эпизодов было мало — от родной матери ничего скрывать он не хотел.
