— А я верю тебе, — сказал невидимый собеседник. — Все, что ты рассказал вполне возможно. Мы здесь для того, чтобы этого не допустить. И у нас очень сильное подозрение, что ты всему виной.
В голове была каша. Или салат. Я перестал что-либо понимать. Будущее могло быть только одно. Если мой план удастся, то все то, что я сейчас пересказал, исчезнет, как кошмарный сон. Тогда развитие науки не прервется и, действительно, через пятьдесят пять лет смогут послать в прошлое темпостанцию. Но почему именно для того, чтобы напакостить мне?
Мы приближались к Афуле. План был следующий: Веред бросает в Афуле краденую машину, садится ко мне, мы едем туда, где уже были с Веред, к моему другу «Панасонику», там я выясняю у великолепной шестерки их цели и задачи, а дальше… только Бог знает.
— Послушайте, — сказал я, — со мной все не так, как вам кажется, я вам объясню, когда проверю вашу историю. Только предупреждаю: в ваших же интересах, чтобы моя подруга не знала, о чем мы с вами говорим. Ее история куда сложнее, чем у нас с вами. И если мы ошибемся и скажем что-то лишнее… Тогда все будет именно так плохо, как я рассказал, а про ваше возвращение в Америку и говорить не придется. Кто здесь израильтяне?
— Я, я, — подали голоса смуглый и… эфиопка. Точно, эфиопка! Я с самого начала чувствовал, что она не из американских черных.
— Вам может быть интересно, — сказал я, — как евреям. После уничтожения Израиля и оккупации Европы было принято такое религиозное постановление, что евреи и их потомки — люди, неугодные Аллаху. И все, кто уцелел в эпидемиях, были уничтожены. Без гетто, концлагерей, за один день. Мои предки уцелели чудом, уж очень они были похожи на белорусов, да и документы как-то достали.
— А в Америке? — на этот раз спросил смуглый.
— И в Америке… — начал было я, но тут «Фиатик» с Веред затормозил. Девушка вышла, захлопнула дверцу (в руке тряпочка, молодец, осторожна, протирает отпечатки пальцев) и прогулочным шагом двинулась вперед.
— Все! — скомандовал я. — Никаких лишних разговоров.
Я обогнал Веред, прижался к обочине, притормозил, открыл дверцу.
— Знаешь что, — мне хотелось продолжить свой разговор с американцем, — я решил, что не стоит привлекать внимание к Афуле, ведь мы же собираемся устроить здесь что-то вроде базы. Проедь еще немного, оставим «Фиат» у Умм-Эль-Фахма. К тому же, арабы его там быстренько разберут на запчасти, никаких следов не останется.
— К Афуле ты не хочешь привлекать внимание, — Веред залезла в машину, захлопнула за собой дверцу и перебралась назад, к пленникам. — А ко мне, получается, можно? Эту машину уже должна искать полиция. Чудо, что меня еще не арестовали.
Я подумал, что какой-то бригаде полицейских здорово повезло. Веред выглядела даже более агрессивной, чем когда она пыталась взять меня. Мою жизнь охраняла рекомендация: «Взять живым!» А вот другие жизни…
— Ой-вей! — вот уж не ожидал услыхать такое от стражницы, — да ведь она уже почти освободилась! Если бы я поехала до Умм-Эль-Фахма, ты не прожил бы больше десяти минут. У-у, сука!
Послышался звук удара,
— Эй! Хватит! — крикнул я, — не смей никого бить. Свяжи и все. Мы должны проверить, они могут оказаться нашими союзниками.
Проверив веревки, Веред перебралась на сиденье рядом со мной. Мы выехали из Афулы на тель-авивское шоссе и начали разгон. Но не надолго. У поворота на Дженин поперек дороги лежала металлическая лента с острыми шипами. Рядом стояли солдаты в бронежилетах и с автоматами.
— Шайтан! — выругался я, — кажется мы влипли, глупее я еще не влипал.
Я глянул в зеркальце. За мной — вереница машин, слева — встречный поток… Не увернуться, попытаюсь маневрировать — тут же засекут.
— Почему влипли? — Веред посмотрела на дорогу. — У нас же израильский номер, ни я, ни ты на арабов не похожи. Проедем мимо. Ты видишь, они же почти не смотрят на машины. Автобус, вот, проверяют.
— У нас тоже автобус, — сказал я, — только маленький. Захотят глянуть, что у нас внутри, а там… сама понимаешь. А если захотят просто документы проверить? Где документы этой машины?
Веред вытащила из бардачка полиэтиленовый мешочек с бумагами и принялась в них копаться. Потом хмыкнула, полезла в сумочку, достала флакончик с лаком для ногтей. Сдвинула свою мини-юбку выше, намного выше, и развалилась на сиденье, подняв ноги и протянув их к самому ветровому стеклу. Открыла флакончик и принялась красить ногти на ногах.
— Что ты делаешь, дура? — разозлился я. — Сейчас, чтобы заглянуть тебе под юбку, все солдаты столпятся у нашей машины.
— Не думай, что все мужчины ведут себя так, как повел бы ты, — нагло сказала Веред. — Я знаю, что делаю, не мешай.
Я ничего не ответил, только слегка толкнул ее и указал на валяющийся на полу перед ее сиденьем укороченный М-16. Автомат был замотан во взятое из киббуца полотенце.
Офицер кончил разговаривать с одним из водителей, вернул ему права и сделал жест, пропускающий машины. Наша колонна двинулась. Одна машина без проверки, вторая, третья… На обочине закончилась разборка с пассажирами эгедовского автобуса, он влился в поток. Еще несколько автомобилей перед нами было пропущено… Взгляд офицера наткнулся на ноги Веред. Я попытался изобразить зевоту. Офицер улыбнулся, что-то сказал стоящим рядом солдатам. Те тоже посмотрели на ноги, перебросились между собой парой слов.
— Вы там, сзади, — громким шепотом сказал я, чтобы не маяться от безделья в такой ответственный момент, — лежите тихо. Вам в тюрьму так же надо, как и мне. Тем более, я в тюрьму не собираюсь и уйду любой ценой.
Сзади было тихо. Под одобрительные взгляды солдат наша машина обогнула заслон. Я нажал на газ и перевел дыхание. Веред продолжила красить ногти. Ох, и не нравится же мне Веред в последнее время! Чем больше она меня спасает, тем больше она мне не нравится. Почему? Мне не нравится ее самостоятельность. Пока самостоятельность шла мне на пользу, но это — пока. И где ее источник? В просыпающейся памяти Веред? В ее не до конца стертой личности стражницы? Я ведь сам точно не знаю, как сработал мой скрученный на живую нитку чудо-прибор. И если Веред в самый ответственный момент нанесет удар в спину…
Я принялся сам себя успокаивать. Что мне Веред? Если мой анонимный собеседник не врал, после разбора кое-каких недоразумений все шестеро станут моими союзниками. И мы примемся за дело целой бригадой. Всемером, если считать без Веред. И что плохого мне может сделать Веред, кроме как убить? Все плохое уже сделано без нее. Темпостанция уничтожена. Морди Штейн засвечен. Давид Липман, возможно, тоже: его машина брошена в Цфате без надзора, если ее обнаружат и не взорвут, то найденный в ней приборов достаточен для до-олгого ареста. Липмана жалко, очень жалко. Под его маской я крутил такими деньгами, что восстановить их будет непросто. И кое-какие связи пропадают… Да, удружили мне союзники.
