В тишине был ясно различим шелест ветра, с разгона натыкавшегося на корпус корабля. Ответить Ченцову никто не успел — внезапно, как чертик из коробочки, чуть в стороне от основной группы людей, появилась длинная сухощавая фигура Михейкина. Именно возникла, из ничего. Из пустоты. Все были настолько ошеломлены, что молча переводили взгляд с него на Ченцова и обратно.
Ченцов в упор разглядывал невинное веснушчатое лицо Михейкина. Мешки под глазами Ченцова выступили яснее, чем обычно. Нижняя губа была презрительно оттопырена.
— Так… — снова протянул он. — Экспериментами, значит…
Он не договорил. Его прервал возмущенный выкрик Полетыкина:
— Прекратите эти штучки! Вы же только что были в Вычислительном центре! Я же с вами только что разговаривал по видеофону!
Начальник Управления общественной психологии Иржи Боучек сидел за столом, уперев локти в столешницу, удобно умостив в ладонях подбородок и молча наблюдал за тем, как устраивается в кресле Беккер, один из лучших функционеров отдела «искателей странного», как прозвали этот подразделение сами его работники.
Отдел этот был в немалой степени детищем самого Боучека, поэтому ко всем его работникам Боучек относился весьма ревностно. А Беккер опоздал явиться с докладом почти на семь часов — в Управлении было заведено, что, вернувшись с задания, работники немедленно (по крайней мере с утра, если корабль приземлялся ночью) прибывали на службу, сдавая устный отчет руководителям. Сейчас день клонился к вечеру, «Искра», на которой летел Беккер, опустилась на опаленный бетон космопорта уже восемь часов назад, а Беккер только-только проскользнул бочком в дверь, неразборчиво бормотнул: «Можно?» — и, не дожидаясь ответа, потрусил к креслу, стоявшему подальше от стола Боучека.
Однако Боучек молчал, поскольку сейчас все должно было выясниться, в том числе и вопиющее нарушение Беккером установленного порядка. Вообще Беккер был не из тех работников, кто без действительно уважительной причины манкировал бы существующими установлениями.
Беккер наконец устроился в кресле, кашлянул и вопросительно уставился на Боучека. Боучек молчал, и Беккер пробормотал:
— Запись включи, Иржи, а то ты потом от меня еще и доклад по установленной форме потребуешь.
Начальник УОП, тихо сатанея, процедил:
— Что означали эти твои, с позволения сказать, докладные, которые ты присылал с Таврии?
— А чем это они тебя не устраивают? — невинно поинтересовался Беккер.
Боучек только тяжело перевел дыхание.
— Нет, в самом деле, — торопливо согласился Беккер, — растерялся я там. По нашей с тобой части вроде бы все было в порядке. Девчушка эта, Грей, сама оказалась потерпевшей. От законов природы. И никаких «зеленых человечков», никаких «эмиссаров» или там «резидентов». Никакого злого умысла!
— Стоп! А ты…
— Не перебивай! Если ты меня перебивать будешь, я тебе вообще ничего рассказывать не стану! Ну так вот, ничьего злого умысла я не обнаружил, но странности-то остались! И комиссия продолжала работать: Полетыкин с Михейкиным своими делами занимались, а я все факты раскладывал и местами менял. Вот такой вот пасьянс, по принципу — чем бредовее, тем лучше. И самым бредовым мне показалось, что все трое — и Крис Ионин, и Вера Грей, и Габровский — были превосходными ментоиндукторами. Ты ведь знаешь, Иржи, я сам неплохой индуктор, но рядом с Грей я просто терялся. Девчонка больна, ее напичкивают успокаивающими и снотворными, а я от ее ментосигналов глохну! Причем дает не только эмоции, но и образы. Я, как слепой котенок, вижу свет, но не разберу, что в нем.
Боучек не спеша достал сигареты и закурил.
— Дай и мне, Иржи! — тут же откликнулся Беккер. — Невкусно ведь одному курить. И вообще ничего хорошего в этих сигаретах нет.
— Ты не тяни, — уже мирно сказал Боучек, — не растягивай удовольствие.
— Так я же не тяну! Короче, подкинул я Михейкину идею — сильные ментоиндукторы в катастрофической ситуации. Причем с ног на голову поставил — ситуация стала катастрофической из-за того, что они сильные индукторы. Оттого и погибли. Самое удивительное во всем этом то, что я почти угадал. Михейкин на меня теперь с уважением смотрит.
— М-м-м? — вопросительно поднял брови Боучек.
— Да не могу я яснее изложить! — взорвался Беккер. — Все уже рассказал! Михейкин догадался, что при взрыве генераторов поля Фролова происходит непосредственное взаимодействие их поля с психодинамическим полем мозга. Причем мозг фактически управляет этим полем. Вот и все…
Боучек мерно кивал в такт словам Беккера. Впечатление было такое, словно он засыпает, и Беккер невольно слегка приглушил голос:
— Кстати, на обратном пути Михейкин с корабельным Мозгом просчитали: вероятность успешного… м-м-м… переброса через пространство — не выше полутора процентов. Так что Михейкину просто повезло. А Крису и Габровскому — нет. Выяснилось, что поле Фролова в принципе нестабильно при управлении ментоизлучением — конус, поставленный на вершину… Да ты об этом уже знаешь.
— Так! Ты закончил наконец? Давай начнем снова, с того места, где ты утверждаешь, что никакого злого умысла не усматриваешь. А НЕ ЗЛОЙ умысел ты в этом деле допускаешь?
—?..
— Да-да, именно так. Ладно, злого умысла тут вроде бы и нет. Пусть даже без «вроде бы». Но посмотри сам — пространство «сверлят» полем Фролова лет уже полтораста. Всяких… э-э-э… нештатных ситуаций было не счесть. А вот теперь вдруг как мешок прорвало: Крис, Габровский, Михейкин. Ты и то руку приложил. Ну не руку, так голову, идеи всякие выдавал…
— Гм-м… Интересно… Действительно, даже если события, каждое в отдельности, не являются странными, то в самой их кучности может крыться странность… Это же элементарно, Ватсон!
— Не ерничай, Беккер!
— Да я не ерничаю. Я злюсь. Это вот сейчас вроде как бы ясно становится, а когда ты там, да когда девчонка на грани срыва находится, на первый план совсем другие вещи выходят.
— Ладно тебе. Давай по существу.
Беккер вздохнул, встал с кресла, подошел к столу и осторожно положил в пепельницу погасшую сигарету.
Затем низко наклонился к Боучеку, упершись руками в стол:
— Изволь! Значит, в качестве рабочей гипотезы принимаем: хотя в данных происшествиях злого умысла нет, но к обнаружению «эффекта Ионина» людей подвело не стечение обстоятельств, а чья-то целенаправленная воля, не обязательно злая. А это допущение дает целый спектр предположений: во-первых, спонтанная телепортация при взрыве генераторов маловероятна. Во-вторых, повторение ситуации (случай с Габровским) еще более маловероятно. А уж Михейкин… Отсюда вывод: успешный пробой пространства, да еще трижды подряд — суть проявление чужого разума.
