Подле наспех сколоченного столика с блюдами сладкого чафа и кувшинами торка — опьяняющего сока, ферментируемого в тяжелых чанах, — терпеливо переминался старик, поджидая, пока смотритель наложит последний виток бинта. Джебрасси вздрогнул. Смотритель принес извинения бесцветным, симпатизирующим тоном, однако боль причинили вовсе не мази и притирания.
Пришло время расставаться. Этот старик, Чато, был его вторым пером — другими словами, опекуном по мужской линии. Крепыш с полноразмерной, остроконечной бородой человека, коему вскоре суждено познакомиться с Бледным Попечителем, Чато со своей партнершей по имени Неб взял к себе Джебрасси после исчезновения первой пары опекунов. С юношей они обращались с искренней любовью, а вот от Джебрасси не видели практически ничего, кроме неприятностей.
Чато приблизился и встал рядом. Глаза его посерели от внутренней муки. Они приветствовали друг друга похлопыванием пальцев по шее, начав с Джебрасси, как того требовал обычай. Затем молодой воин погладил протянутую ладонь старика.
Этим жестом выражалось утешение.
— Сегодня ты проявил себя достойно, — промолвил Чато. — Как и всегда. Ты боец, тут сомнений нет.
Он откашлялся и отвел взгляд.
— Не так много осталось мне сезонов взращивать молодежь. И я, и твоя мер полагаем, что ты не извлечешь пользы из дальнейших моих наставлений. Ты и сейчас не прислушиваешься к нашим увещеваниям.
Джебрасси вновь погладил ладонь своего пера жестом извиняющейся мольбы. Несмотря на взаимную привязанность, никто из них не мог избежать следующего шага. Старик сказал:
— Я так понимаю, ты окончательно решил остаться со своими головорезами?
— С друзьями… — пробормотал Джебрасси.
— И до сих пор бредишь о походе куда-то прочь, чтобы сгинуть вдали от Ярусов, без помощи Бледного Попечителя?
— Я не меняю своих планов, пер.
Чато вскинул взгляд на последние проблески в неботолке.
— Мы решили взять нового малыша. Нельзя, чтобы ты своими… планами… губил умбра-рожденных. Я не допущу этого в нише твоей мер. Мы сделали все, что в наших силах.
Ты же выбрал себе извилистый путь. Отныне пойдешь дальше без нас.
Чато убрал ладонь, оставив палец Джебрасси без опоры.
— Вещи твои я уже вынес. Сердце мер разбито, но, будем надеяться, свежая молодежь залечит ее раны…
Старик коснулся шеи Джебрасси в последний раз и пошел прочь, прихрамывая: недуг, приобретенный за последние годы. Смотрители, до этого стоявшие, словно прислушиваясь, вернулись к заботам об остальных раненых. Все же прочие безразлично отвернулись, лишь с малой толикой сочувствия — или вовсе без оного — относясь к затруднительному положению, в котором оказался Джебрасси. Он слишком активно орудовал локтями и кулаками.
Очень возможно, что Чато уже поставил в известность квартального с их домашнего уровня. Так что, похоже, Джебрасси не найдется места в околотке — пусть даже по соседству имелось несколько вакантных ниш.
Итак, он предоставлен самому себе. Ему больше не суждено увидеться со своими бывшими опекунами, разве только по чистой случайности — скажем, на базарных рядах, — да и в этом случае они его не признают. Он добился-таки статуса, о котором, как ему представлялось, вечно мечтал стал свободным. И от этого было больно. Куда там боевым ранам…
Джебрасси встал на ноги и осмотрелся, надеясь увидеть кого-нибудь, пусть даже врага — лишь бы он держал в руках большой, щедрый кувшин.
Поле расчистили — семеро лежачих раненых, к счастью, не слишком серьезно пострадавших, что несколько подпортило настроение более кровожадным членам племени, — и подняли затворы новархии в Тенебре, между внутренними лугами и первым островом: сквозь открытый шлюз хлынула вода, извиваясь тугими синусоидами. Спущены ярко расцвеченные лодки, в них посажены гребцы, — и вот совсем иной род соплеменников берется за грубую, дерзкую морскую битву всех против всех. Те, кто сражались ранее — и еще были в состоянии ходить, — собрались вдоль парапета, ели, пили, подбадривали и проклинали сородичей до тех пор, пока не обессилили окончательно. Вечерний свет померкло серо-бурого оттенка. Затворы спущены и воды отведены. Потрепанные лодки подняты на стапели, откуда их вкатят в ангары, а те из зрителей, кто пил слишком большими глотками и уже не мог шевельнуться, поручены заботам их верных друзей. Все прочие, прихрамывая, поковыляли в обратный путь сквозь луга и поля — под выразительные жесты угрожающе вскинутых кулаков, когда их путь пролегал слишком близко к огородам и садам, где местные крестьяне еще не успели собрать урожай. Совсем уж немногочисленные группки особо крепких воинов песнями и плясками расточали последние капли энергии на всем протяжении мостов до их родных островов-бастионов, пребывая в счастливом убеждении, что маленькие войны были замечательной вещью, идеально подходившей для того, чтобы древнее племя и впредь оставалось здоровым и не скучало.
Джебрасси оттолкнулся от замызганной стены, скривился от боли в перебинтованных руках, когда пришлось за что-то ухватиться, чтобы не потерять равновесие — нынче он выпил изрядное количество торка, — и лишь в этот момент сообразил, что на него кое-кто смотрит, да еще при этом сам остается видимым.
Он повернулся с величавой (как он надеялся) грацией великого воина — и напоролся на острую, критически взвешивающую оценку, исходившую от сияния. На симпатичной молоденькой самочке был открытый жилет и струящиеся складками шаровары: их цвет говорил о ее принадлежности к обитателям среднего блока второго островного бастиона — как и сам Джебрасси… во всяком случае, до сегодня.
Сияние приблизилось. В тускнеющем свете ее коротко стриженные волосы отливали полированным блеском; пронзительный взор неподвижен и столь полон решимости, что Джебрасси невольно оглянулся на деловито суетящуюся толпу, ожидая, что из нее вот-вот вынырнут пер и мер девушки и либо уведут ее прочь, либо потребуют от его уже несуществующих опекунов немедленной коллективной аттестации качеств Джебрасси…
Что, разумеется, поставило бы молодого воина в весьма щекотливое положение.
Джебрасси ответил ей недоуменно-величественным взглядом. Девушка подошла на расстояние нескольких дюймов, обнюхала его и улыбнулась.
— Тебя зовут Джебрасси… я не ошиблась?
— Мы не встречались, — гордо заявил он, собрав в кулак остатки сообразительности.
— Говорят, ты любишь драться. Драки — бесполезная трата времени.
От неожиданности он споткнулся о пустой кувшин.
