— Да.
— Так много?
Калашник усмехнулся. Осторожно раздвинув крышку коробки, он освободил желтый квадрат и подал ею Ольге. Она взяла квадрат, взвесила на руке, перевернула.
— Так это же… уголь! — сказала она разочарованно.
— Конечно, — подтвердил Калашник. — А слой золота здесь в несколько микронов. Прокалив пластинку, можно взвесить золотой слой.
— А много его здесь?
— Очень мало. Ведь электролиз не закончен. Здесь не больше пяти миллиграммов. Но полностью завершенный процесс извлечения приносит до сорока миллиграммов золота на тонну воды. В этом цилиндре — ровно кубический метр, те есть, как раз тонна.
Ольга вернула пластинку Калашнику.
— И этот способ пригоден… для наших определений? — спросила она.
Калашник опять нахмурился.
— Я не знаю намерений профессора Смолина, — сказал он холодно. — Но более простых и точных методов я показать не смогу.
Он замолчал. Ольга стала прощаться.
— Когда я смогу начать? — спросила она робко.
— Завтра с утра, если хотите, — ответил Калашник.
Рука Ольги утонула в его широкой ладони. Когда Ольга вышла на набережную, уже совсем смеркалось. С моря тянул прохладный, сырой ветер. Туман еще больше сгустился. Днем, разыскивая станцию, Ольга заметила на главной улице около вокзала вывеску "Дом туристов" и сейчас решила направиться туда. Зябко поведя плечами, она застегнула на все пуговицы шелковое прорезиненное пальто и быстро пошла по набережной, обгоняя редких прохожих.
Разговор с Калашником произвел на нее тягостное впечатление. Ольга вспомнила, что так ничего и не возразила Калашнику на его критику биогеохимического направления в науке. Щеки ее вспыхнули, точно она уличила себя в неблаговидном поступке.
— Завтра же… скажу ему, — прошептала она, замедляя шаги.
"Но что?" — мелькнуло в ее голове.
— Да. Ничего не скажешь, — ответила она себе. — Потому что, может быть, он более прав, чем Евгений Николаевич.
Воздух был влажным и душным. Тучи на западе разошлись. Показалось солнце, и море, бледное и тускнеющее к горизонту, матово поблескивало отсветами уходящих облаков.
Барабан лебедки крутился, наматывая проволочный трос.
— Идет! — закричала Ольга, увидев поднимающееся из глубины темное пятно, окруженное облаком мути и мелких пузырьков.
— Стоп! — отозвался капитан.
Лебедка остановилась.
— Давай тихо! — крикнул капитан.
Облепленная грязью драга закачалась за кормой и повисла над палубой, роняя стремительные струйки мутной воды.
— Открывай! — скомандовал капитан.
Драга с лязгом открыла пасть. На деревянный щит с грохотом вывалились — ил, камни и песок.
— Все то же! — сказал Петров, ковыряя пинцетом в песке.
Он встал и скомандовал:
— Воду!
Мощная струя обрушилась из шланга на пробу донного грунта. Грязные потоки закружились в желобах и стекли в море. Крушинский наклонился над промытой пробой и быстрыми движениями рук принялся переворачивать камни и собирать приставшие к ним незаметные веточки, обрывки водорослей и все, что хоть отдаленно напоминало растительные остатки.
— Ничего интересного, — сказал он наконец.
— Ничего? — переспросил Смолин.
— Да, Евгений Николаевич. Опять ничего. — Крушинский взял полотенце и стал тщательно вытирать руки.
— Ну, что ж, — сказал Смолин. — На этом заканчиваем. Так что ли, Николай Карлович?
— Как вам будет угодно, Евгений Николаевич. Сегодня взяли пять проб. Если хотите, можно еще подрагировать. Но я уверен, в этом квадрате опять ничего не найдем.
Смолин нахмурился. Петров и Крушинский выжидающе смотрели на него.
— Давайте, кончать, — решил Смолин. — Да! Кончаем, товарищи… Собирайте ваши банки и ступайте вниз переодеваться. — Он обернулся к Ольге, принимающей с троса лебедки тяжелый металлический цилиндр. — Ольга Федоровна, как ваши дела?
— Двадцатая проба! — ответила она, покраснев от напряжения и встряхивая головой, чтобы отвести от глаз растрепанную ветром прядь светлых волос.
— Кончайте!
— Есть кончать! — весело отозвалась Ольга, передавая цилиндр рабочему. — Все, Евгений Николаевич?
— Все. Ведите судно обратно, — обратился Смолин к капитану.
Корпус "Ковалевского" задрожал. Судно стало медленно отходить от громады Карадага. За кормой забурлила вода.
— Полный вперед! — крикнул капитан в трубку.
Судно плавно описало полукруг и понеслось вдоль обрывистых берегов на восток. Смолин, Крушинский, Петров и Ольга стояли у борта, рассеянно разглядывая живописные нагромождения скал.
— И так каждый день, уже третью неделю! — с горечью сказал Смолин. Как дела с анализами, Ольга Федоровна?
Ольга посмотрела на него виноватым взглядом.
— Должно быть, реактивы не очень чисты… Я просто не пойму, в чем дело. В Севастополе я все наладила, любой анализ, без осечки, показывал 25–30 миллиграммов на тонну, а здесь никак не поднимается выше восьми миллиграммов.
Смолин нахмурился.
— Досадно! Впрочем, — он махнул рукой, — пока это не имеет никакого значения. Ну, что вы скажете, Николай Карлович? — обратился он к Крушинскому. — Правдоподобно ли, что в этой впадине вырос единственный экземпляр золотоносного растения?
— Я сам ничего не понимаю, — ответил он вяло. — Вы же видите: взяли больше семидесяти проб и ничего не смогли обнаружить.
— Что же делать дальше?
— Перенести поиски. Может быть, найденный здесь экземпляр принесло течением с востока. В Черном море течение циркулярное вдоль берегов против часовой стрелки. Мне кажется, стоит пройти вдоль берега, хотя бы до Батуми.
Смолин задумался, устремив неподвижный взгляд на медленно проплывающий берег.
— Смотрите, смотрите! — неожиданно закричала Ольга.
— Что такое? — заинтересовался Петров.
— Да не туда смотрите. Вон там, в лодке… Узнаете?
Она возбужденно теребила Петрова за плечо, показывая рукой направление. Па темном фоне скал отчетливо виднелся силуэт моторной лодки, которая медленно шла вдоль берега. Рулевой, приставив руку козырьком ко лбу, разглядывал "Ковалевского". Ветер трепал его длинные седые волосы и белую бороду, рассыпанную по груди.
— Так это же… Радецкий! — удивился Петров. — Верно, Евгений Николаевич?
Смолин поднял к глазам бинокль.
— Да, это он. Оказывается, он совсем не домосед, если решается на такие экскурсии.
Старик наклонялся над мотором. Лодка ускорила ход. Из-под винта вырвался фонтан белой пены и вскоре суденышко скрылось за скалами, выдающимися в море.
