И когда он уже собрался макнуть "этого клятого бруксу" в болотную жижу — из болота поднялись ОНИ. Размером с хорошую лошадь, твари передвигались на полусогнутых лапах. Их завершенные гребнем головы скалились множеством острых зубов, а со шкуры капала болотная грязь и едкая, дымящаяся слизь. Твари били хвостами по жухлой траве.
— Ребята, а вот теперь — атас! — выкрикнул Макс.
— Брысь! — отмахнулся Женька, и даже балрог то ли рассмеялся, то ли сморщился... — На этот раз не надуешь!
— А я и не собираюсь! Кому охота — могут идти на корм этим... этим... Блин, да бежим же!
Одна из тварей звонко взвыла, оскалившись и громко щелкнув челюстями. Остальные вторили своей товарке.
Осторожно обернувшийся Женька переменился в лице. И вся четверка кинулась наутек.
Город был уже недалеко, но твари не отставали. Похоже — они даже не устали, а только-только разогрелись.
— Ой, нагуляют они аппетит, так им нас и на легкую закусь не хватит...
Глубокий обрыв окружал город. То ли проточенный когда-то рекой, то ли вырытый жителями специально для защиты от всяких ползучих и бегающих... И лишь одинокий мостик, растянутый на трех толстенных ржавых цепях, соединял берега.
Доски гулко гремели под ногами, сырые и шершавые. Путники проскочили мост и обернулись, готовясь дать отпор: это было единственное узкое место, где преследователи не смогут обойти со всех сторон.
Макс выхватил меч, готовясь рубануть первого же монстрика из тех, что пробегут по мосту. И тут светлая мысль стукнула его в голову. Цепи!
Удар, еще удар... Увы — они лишь пружинили и теряли чешуйки ржавчины, и не собираясь разрубаться. Взвизгнул Женька, отбросив с моста первую зверюгу. Она упала на остальных, и они заботливо поставили ее на ноги, вправив вывихнутую конечность.
Они не торопились и двигались по мосту медленно, но уверенно, цепляясь за выступы и поручни, чтоб не быть сброшенными вновь. Женька вскрикнул еще пару раз, но на этот раз это их не остановило. Только замедлило. И тут балроги, не сговариваясь, взялись за две крайних цепи. Старое железо затрещало окалиной и начало раскаляться. Еще немного — и оно поплывет под собственной тяжестью. И тогда...
— Эх, жаль, третья цепь будет цела! — простонал Макс.
Балрог переглянулся с балрогессой, и та запульсировала, словно гаснущая на ветру свеча, а затем засияла ярче, чем обычно, и начала раздвигаться в стороны, помахивая четырьмя крыльями. Еще мгновение — и балрогесс стало двое. Вторая взмыла на своей паре огненных крыльев и вцепилась в последнюю цепь.
Твари уже почти добрались до берега, несмотря на крики бруксы, когда цепи дружно лопнули, и мост устремился в бездну, увлекая чужих хищников за собой.
Только тогда Макс поглядел на обеих балрогесс, похожих, как близняшки-двойняшки, и истерично хохотнул:
— Двое! А вроде бы не пил! Сегодня, по крайней мере...
— Нам еще лодку добыть надобно, — вмешался Женька.
— Ну, за этим проблем не станет, — отмахнулся Макс...
Как выяснилось — это было проблемой не меньшей, чем отбиться от чужих тварей. Городок еще не сознакомился с Нашествием, и поэтому рыбаки были в своем уме и полном здравии. И в этом самом уме они дружно заявляли, что с охотой перевезут юного воителя, более-менее согласны перевезти духов огня, но вот вампира не повезут ни за какие коврижки, пусть и не рассчитывает. Так что или пусть брукса остается на берегу, или не поедет никто!
Не помогли ни уговоры, ни угрозы, ни золото. И только к утру какой-то неудачник согласился продать им свою дырявую лодку, давно рассыхающуюся на берегу...
Макс вломился в лавку и, кинув мешочек с золотом на прилавок, выкрикнул:
— Шелка на все! Живо!
Недоумевающие швеи по выкройкам "юного господина" шили странные паруса, один из которых напоминал здоровенный бурдюк. Они ничего толком не понимали, но готовы были честно отработать преподнесенное им золото.
А в полдень все сшитое было закреплено к купленной лодке. И балроги взмахнули крылами, нагоняя горячий воздух в пестрый воздушный шар. Шар устремился в небо, увлекая с собой и лодку, и пассажиров. Хлопнули, ловя попутный ветер, паруса, и воздушный кораблик устремился к каменистому островку, скрытому за горизонтом и далекими бушующими штормами...
Шторм опрокидывал яхту, меняя местами море и небо, и холодная вода с ревом заливала каюту, гигантской ладонью била по мачте, пытаясь сломать и швырнуть за борт деревянные щепки. Грохот и вой. Избитое тело саднит, соленые брызги жгут раскаленные легкие. Нет ни сил, ни желания сопротивляться. Пусть ударит Волна, настоящая и страшная. Пусть унесет на дно и принесет забвение. Зато не надо кричать от одиночества, проснувшись в пустой каюте, не надо бояться звона крепежных колечек, принимая его за Нашествие, не надо раз за разом падать в воду от осточертевшего уже Роя...
Тишину и забвение несет смерть. Шторм...
И вдруг — сквозь завывания ветра:
— МИШЕЛЬ! ДЕРЖИСЬ! Я ИДУ, МИШЕЛЬ!!!
И предсмертным бредом — фигурка велосипедиста в свинцовом суровом небе. Невероятный полет. Ветер рвет сиреневую майку, багровым глазом горят в темноте бури шортики.
— Илюшка...
Что так бьется в груди?
Сердце.
Что так плещет вокруг?
Море.
Что качает меня?
Волны.
Что так греет меня?
Солнце.
Мишель медленно разлепил непослушные глаза, дрогнув отяжелевшими веками. Прямо перед носом — макушка Ильи. Мальчик уткнулся носом в плечо мореплавателю и мирно сопит. Сквозь распахнутую дверь в каюту врывается сноп горячих солнечных лучей. Блеск солнца и ласковое покачивание яхты не вяжутся с ревом шторма, доносящимся извне.
Майкл улыбнулся: сон. И какой приятный сон! Как не хочется просыпаться и вновь оказываться в пустоте и одиночестве посреди бесконечного равнодушного океана.
Илья зашевелился во сне и, закинув руку, угодил Майклу по уху.
Сон был так похож на реальность, и, похоже, обещал быть долгим.
Мишель понимал, что неоткуда появиться в открытом море мальчишке, который остался в далеком полузабытом городе. Да и нет его скорее всего в живых, ведь нашествие Роя лишило разума не только Илюшку, но и всех обитателей теплого города под Чистой Звездой...
Осторожно выбравшись на палубу, мореплаватель удивленно огляделся. И было отчего... Вокруг по-летнему жаркого солнца синел круг чистого неба, а вокруг него клубились и метались штормовые тучи, клочьями прорезая друг друга и поднимая в бешеной пляске волны, словно умываясь в них. Лишь крохотный, метров сто в диаметре, кусочек моря был тих и ласков. И он дрейфовал вместе с солнечным светом и безветрием среди безумия волн. Сон... Теперь Мишель был уверен, что это сон, ведь "по-правде" так не бывает!
