В 20 часов 03 минуты космический аппарат «Джотто», приняв корректирующий сигнал из Аресибо, приблизился к узловой точке и пересек границу пылевого облака вокруг кометы Хэлли, которая пересекала плоскость земной орбиты со скоростью шестьдесят километров в секунду. Опоздавший на минуту «Джотто» пролетел в плоскости эклиптики почти на две тысячи километров выше границы снежных облаков, после чего безнадежно отстал от ядра кометы. Комета Галлея, с замороженной биологической бомбой внутри, уже пересекла к тому времени плоскость земной орбиты и понеслась по вытянутой траектории к точке афелия за орбиту Нептуна, чтобы вернуться к Солнцу через семьдесят шесть лет.
Американский сателлит «ИКЭ», пролетавший двадцать пятого марта на расстоянии тридцати миллионов километров от кометы, передал в Пасадину последнее изображение ядра кометы, наблюдаемое как туманное пятнышко неправильной формы. Доктор Сьюберн продемонстрировал полученный фотоснимок на итоговом совещании рабочей группы Запада и выразил сожаление по поводу неудачи, постигшей их европейских коллег. Закрывая заседание научного совета, он высказал надежду, что ученым XXI века повезет больше и они смогут исследовать более явным способом объект «Э-1», открытый их коллегами из Старого Света.
В дверь энергично стукнули. Вошел Мамаев. В руке он держал пластиковый пакет с рекламой сигарет «Донской табак». Из пакета торчали горлышки бутылок.
– Ты один? – подозрительно спросил он. – В коридоре я заметил двух странных типов. Мне показалось, что они вышли от тебя и двинулись в первый отдел.
– Какой первый отдел? – поморщился я, откладывая рукопись. – Тебе показалось. Даю справку: когда ты заходишь, возникает эффект, что кто-то вышел. Это эффект Паули, не более.
Поиграв бровями, Мамай опустился на соседний стол.
– Илья, я толстею, – проскрипел в унисон со столом. – Вчера взвешивался возле пельменной на Пушкинской. И что ты думаешь? Сто пятьдесят три кило без одежды.
– Бить тревогу пока рано, – успокоил я Мамаева. – Три кило можно смело скинуть на пельмени. Остается всего полтора центнера. Но почему без одежды? Ты раздевался прямо у памятника поэту?
– Что тут такого, – Мамаев пожал плечами. – Весы были медицинские. Разве ты не раздеваешься на приеме у сексопатолога? Кстати, к вопросу о здоровье. Я тут немного еды притаранил. Чтобы твой ишиас не усложнился дистрофией.
Расстелив на столе салфетку, Мамаев начал доставать из пакета свежий белый хлеб, сыр, копченую колбасу и другие продукты, которыми обычно питаются люди.
– Ма… Руслан, ты знаешь, как это называется? – запротестовал я, увидев появившийся на свет порядочный кусок лососины, отливающей розовым жемчугом.
– Знаю, – подтвердил Мамай, ставя на стол две бутылки пива «Экспресс». – Дача взятки должностному лицу. Только учти, сейчас половина первого и ты уже не при исполнении. Не волнуйся, все в порядке, – заверил он, открывая пиво. – Я командировочные получил. Завтра повезу группу на практику. Договор уже подписан, но ребят еще надо разместить. Прикрепить к столовой, раскидать по наставникам и все такое. Дело хлопотное. Обратно выберусь через неделю, не раньше. Сергею передачу отнес. Он вишневого компоту просил. Заодно и нам харч прихватил. Давно мы с тобой не сидели, как белые люди.
– Ты в больницу успел слетать? – удивился я. – Как он там?
– Нормально, – сказал Мамаев, ловко нарезая колбасу. – Гипс сняли, ходит пока с тростью. Волнуется, конечно, но виду не подает. Он тебя сразу вспомнил.
– Вот как? – удивился я.
– Точно, – заверил меня Мамаев. – Память у него, как у слона. На работе у себя Сергей любую методику выдает, как из пушки. Ходячий руководящий документ. Испытатели с ним кучу времени экономят. К примеру, раньше на испытаниях новой техники силовые цилиндры переключали вручную, а для памяти ставили галочки. Представляешь, каково было оператору целую смену щелкать тумблером и считать циклы? А он за два дня слепил в коробке из-под тестора программный пульт со счетчиком. Теперь цилиндры переключает автоматика, а счетчик показывает, сколько циклов наработано. Так выпьем за «кибернетика»! Ну-c, приступим. Поначалу – пивка для рывка.
– Погоди, – взмолился я. – Дай хотя бы руки помыть.
– Больше грязи – толще морда, – назидательно поднял палец Мамай. – Не геолог, сразу видно. Ладно уж, иди, – сжалился он.
Это были его последние слова. Я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Направо в конце коридора находился мужской туалет, прокуренный до кирпичей не одним поколением газетчиков. В обеденный перерыв он обычно пустовал. Но сегодня здесь обитали два незнакомца неместного вида. Один из них, высокий загорелый брюнет лет двадцати пяти, курил импортную сигарету с угольным фильтром и смотрел в окно, прислушиваясь к неторопливой речи коренастого седеющего шатена с профессорской бородой на бледном лице.
– Как вы не понимаете, – рокотал, упирая на «а», бородач хорошо поставленным баритоном, – что сезон охоты на уток пока еще не открыт. Это вам, Гарри Иосифович, не Кавказ.
– При чем тут Кавказ? – возразил брюнет, в голосе которого проскальзывал слабый южный акцент, полустертый постоянным пребыванием в России. – Вы, Алексей Алексеевич, что-то путаете. Утка – птица болотная. А в горах болот не бывает.
«Москвичи, – подумал я. – Приехали в командировку. Ну-ну». Взяв кусок мыла, я начал мыть руки. Брюнет загасил сигарету и забросил окурок в бачок. Москвичи деликатно отошли в сторону.
– Я бы не утверждал так категорично, – продолжил Алексей Алексеевич. – Взять хотя бы Урал. Горы, но и болот там предостаточно. А где болота, там и утки.
– Какие же это горы? – обиделся Гарри. – Одно название. Да по этим горам любой из наших диверов без страховки пройдет. И уток заодно настреляет.
«Дались им эти утки, – подумал я, вытирая руки полотенцем. – Стоят, лясы точат. Перекурили, могли бы и делом заняться. Кто такие “диверы”? Где-то я уже слышал это слово. Или дайверы?».
– Не торопитесь с выводами, коллега, – засмеялся бородач. – На Урале есть такие пики, что даже ваши индейцы не рискнут лезть без снаряжения. Вот, Петр Евгеньевич не даст соврать. В прошлом году он весь Урал объездил.
Я насторожился. Так вот для чего эти типы ходили в первый отдел. Наводили справки обо мне. А зачем? У нас вроде бы уже гласность и прочая демократия. Кто они такие, и что им нужно от меня?
– Господин Белов, прошу прощения, – наклонил голову бородач. – Официально мы не знакомы. Хотя заочно кое-что мы уже знаем друг о друге. Разрешите представиться: Алексей Алексеевич, профессор теоретической физики, – он снял шляпу и поклонился.
