– Хорошо, – отозвался Норрис – Если это существо непременно нужно разморозить, я предлагаю произвести эту операцию в формалине.
– Но это же бессмысленно! Зачем тогда вы с Гэрри приехали изучать магнетизм сюда? Проще было бы остаться дома. В Нью-Йорке достаточно источников магнитного излучения... Изучать жизнь в формалине – это все равно что вести исследования магнетизма в Нью-Йорке. И если мы не воспользуемся случаем, вряд ли человечеству когда-нибудь еще представится возможность изучить это создание. Вполне возможно, что его раса давно уже вымерла. Ко всему прочему, и корабль уничтожен... В общем, у нас есть единственный выход. Мы должны дать ей оттаять. Медленно, постепенно и не в формалине.
Поднялся Гэрри, и Норрис отступил назад, недовольно бормоча.
– Я думаю, Блэр прав, господа, – подытожил начальник экспедиции. – Что вы на это скажете?
– Честно говоря, нам больше ничего и не остается, – проворчал Коннант, – Думаю только, что кому-то нужно постоянно находиться около существа, пока идет размораживание. – Он невесело усмехнулся, откинул со лба прядь темных волос. – Прекрасная идея, да?.. Мы все сидим и сторожим эту прелесть, пока она будет размораживаться.
Гэрри слегка улыбнулся:
– Какие бы зачатки жизни в ней ни были, она недолго протянет, если пробудет среди наших «ароматов» еще несколько минут.
По залу пронеслись одобрительные смешки.
– Коннант, – продолжал Гэрри, – мне кажется, ты в состоянии позаботиться о ней. Более того, думаю, наш Железный Коннант в состоянии позаботиться и о тех, кто с чем-то не согласен.
Норрис тяжело вздохнул:
– Меня не волнует, какие там в ней могут быть зачатки жизни. Посмотрите-ка лучше на нее сами.
Он нетерпеливо развязал веревки, откинул брезент и обнажил кусок льда, в который было замуровано существо. Лед кое-где подтаял и был похож на кусок толстого стекла. Он влажно блестел в свете электрических ламп.
Существо лежало лицом вверх. Обломок ледоруба все еще торчал из странного черепа. Три сумасшедших, ярко-красных, как свежая кровь, горящих ненавистью глаза казались живыми; лицо обрамляла копна голубых скорчившихся червей, которые заменяли существу волосы.
Огромный ван Вол издал нервный вскрик и попятился. Половина присутствующих бросилась к дверям. Остальные отхлынули от стола.
Мак-Реди даже не вздрогнул. Норрис с другой стороны стола прожигал существо ненавидящим взглядом. Гэрри за дверями говорил с полудюжиной человек сразу.
Блэр взял молоток и принялся скалывать лед, в который было заковано существо в течение двадцати миллионов лет.
– Я понимаю, что оно тебе не нравится, Коннант, – сказал Блэр. – Но его все равно нужно разморозить без формалина.
– Тогда давайте не будем его трогать до возвращения на Большую землю, – предложил специалист по космическим лучам. – Там можно было бы провести гораздо более детальное и подробное исследование...
– А как мы пересечем Полярный круг? – вскинулся биолог. – Как мы перевезем его через температурные зоны? Чтобы добраться до Нью-Йорка, надо пересечь умеренную температурную зону, затем экваториальную, а потом еще половину умеренной. Ты не хочешь просидеть с ним один день даже здесь, а ведь тогда придется поместить его в холодильник вместе с мясом и совершить совместный трансокеанский перелет. – Блэр посмотрел вверх и победно кивнул лысой головой.
Коннант и рта не успел раскрыть, как в разговор вступил Киннер.
– Послушай-ка, мистер! – Повар недобро прищурился. – Если ты засунешь эту штуку в контейнер с мясом, то, клянусь всеми святыми, я запихну тебя туда с нею за компанию. Вы уже и так таскали на мой стол все, что вообще можно двигать. Я терпел, но если вы поместите этого монстра в контейнер с мясом или на мясной склад, тогда – до свиданья! Жратву будете готовить себе сами.
– Но, Киннер, твой стол – единственный в лагере, который достаточно велик для такой работы, – возразил Блэр.
– И потому каждый норовит принести сюда все, что может. Кларк всякий раз, когда его собаки подерутся, приносит их ко мне на стол, чтобы зашить раны. Рал-сен вечно заявляется сюда со своими санями. Дьявол, на моем столе не было только «боинга»! Но вы бы и его приволокли сюда, если бы нашли способ протащить через туннели.
Гэрри усмехнулся и подмигнул гиганту ван Волу. Светлая борода ван Вола подозрительно дернулась, но летчик сумел сдержать смех и с понимающим видом кивнул повару:
– Ты прав, Киннер. Лишь авиация обращается с тобой хорошо.
– Сюда действительно временами набивается многовато народу, – поддержал Киннера Гэрри. – Нам всем это не нравится. Но в лагере ни у кого нет возможности уединиться.
– Какое, к черту, уединение!.. На днях, смотрю, через кухню бодрым шагом топает Баркли, бубня: «Последняя древесина в лагере! Последняя древесина в лагере!» – и тут же выносит эту самую древесину, то есть кухонную дверь, наружу, чтобы построить навес для своего вездехода. А потом еще удивляется, что я вышел из себя...
Услышав эту историю, усмехнулся даже невозмутимый Коннант. Но его усмешка быстро прошла, когда он вновь взглянул на красноглазое существо, которое Блэр с помощью ледоруба извлекал из ледяного склепа. Коннант привычным жестом откинул с плеч волосы, заправил их за уши и прорычал:
– Полагаю, нам с этим гуманоидом в помещении космической лаборатории будет тесновато... Кстати, Блэр, почему бы не сколоть лед с этой штуки где-нибудь в другом месте? Уверяю тебя, никто не будет против! А затем подвесишь ее в генераторной над радиатором системы охлаждения. Через несколько часов твой мороженый цыпленок станет теплым и пушистым.
Горевший азартом и нетерпением Блэр отложил ледоруб, чтобы можно было свободно жестикулировать костлявыми пальцами.
– Я прекрасно понимаю реакцию людей, – сказал он, – но так важно использовать любой шанс. Никогда еще у человечества не появлялась такая возможность и вряд ли появится впредь. Помнишь, мы как-то ловили рыбу? Она замерзала почти сразу же, как только ее вытаскивали на палубу, и оживала, когда мы медленно ее размораживали. Низшие формы жизни не умирают при быстром замерзании и постепенном размораживании. Поэтому нам надо...
– Ради всего святого, уж не думаешь ли ты, что этот монстр оживет? – взревел Коннант. – Ты хочешь, чтобы он ожил? А ну пустите меня туда! Я искрошу это исчадие ада на сто тысяч кусков...
– Нет! Стой, придурок! – Блэр вскочил, чтобы преградить Коннанту дорогу к гуманоиду. – Нет! Ты же слышал! Только низшие формы жизни! Послушай меня! Высшие формы жизни при таких условиях не выживают. Рыба оживает после замораживания потому, что представляет собой низшую форму жизни. Отдельные клетки ее организма могут восстанавливаться, и этого достаточно, чтобы вернуть рыбу к жизни. Любые высшие формы в такой ситуации погибнут. Несмотря на то что отдельные клетки выживут, сложный организм умрет, потому что для жизни ему необходима согласованная, связанная работа всех клеток. А такие связи не восстанавливаются. Это существо, судя по всему, так же далеко ушло в своем развитии, как и человек. Если не дальше... Поэтому оно будет не менее мертво, чем был бы мертв человек.
