– Их должно быть не менее четырех, – сказал Гентун и отвел впалые глаза в сторону. – Кое-кто утверждает, что достаточно трех, но на самом деле четыре – это минимум. В камнях будет достаточно времени и силы… Последний ход Ратуш-Князя выигрывает партию.
Умирающие глаза вернулись к юноше, обрели фокус – последним усилием Хранитель выхватил камень из рук Джебрасси и с размаху швырнул его на каменистый грунт. Камень странно пискнул и попытался выползти из-под бронированной длани Гентуна. Хранитель понимающе кивнул, взял коробочку и придирчиво осмотрел выгравированный рисунок на крышке.
– Ни к чему быть пешками в эйдолонских играх. А, юноша?
Повернувшись спиной к Джебрасси, Гентун встал на ноги, прижал обе вещицы к груди и зажмурился.
Что делать? Хранитель и Полибибл обращались с Джебрасси как с ребенком, которого вовлекли в пыточную забаву, разыгрываемую жестокосердными взрослыми.
Инкарнированный фрагмент Библиотекаря поначалу, казалось, разделял ужас и возмущение юноши, но затем махнул рукой, словно прощался или признавал бесполезность дальнейших усилий. Через секунду Полибибл рассыпался в прах: броня провалилась внутрь раздавленной скорлупой, стянулась и стала похожа на морщинистый кусок гравия.
И никаких больше слов, никакой новой информации.
Триллионы лет воспоминаний – вжик! – сгинули.
Через секунду Гентун закатил побелевшие глаза, дернулся и осыпался горкой пыли. Его скафандр схлопнулся внутрь – камень и коробочка упали в кучу праха, на искрящиеся, шипящие части разломанной брони.
Вещицы зазмеились трещинами.
Джебрасси бросился на колени, попробовал сгрести остатки руками, но это прикосновение, казалось, лишь подстегнуло процесс разрушения, начатый со смертью Гентуна. Сквозь пальцы просеивался только песок.
Бесполезно.
Юноша впервые понял, что означает одиночество – полное, безвозвратное. Фальш-Город, как и сердце Джебрасси, до отказа налит болью и мукой, бьется в страшном крике. Джебрасси знаком этот голос, он помнит его по своим сновидениям – памятью своего возникновения.
Если швырнуть камешек, он полетит к своей цели – по дуге, – и пока он летит, жизнь продолжается: фатум остается в игре.
Но сейчас, когда цель исчезла, осталась лишь оборванная судьба.
Ни к чему быть пешками в эйдолонских играх…
Безнадежный, мимолетный взгляд на кучки пыли.
Постой-ка… Что-то в них прорастает, рвется наружу – довольно крупный предмет – семь граней, четыре отверстия, сделан из той же серой субстанции, что и шкатулка.
Дрожащими пальцами Джебрасси робко касается многогранника – никакого взаимодействия с броней. Инертная вещица.
Джебрасси берет находку в сложенные лодочкой ладони и тупо несет перед собой – так грузопед мог бы таскать и таскать материал для гнезда, даже после того как кто-то похитит и сожрет отложенные яйца.
Он машинально переставляет ноги, бредет оставшееся расстояние среди обломков, сквозь бурю, поднятую шепотом теней…
Центральный образ сокровенных снов обретает форму – колоссальная, кружащаяся, переплетенная вещь, словно рисунок на крышке коробочки: символ Спящего. Эта движущаяся геометрическая крепость удержит конец времен на краю последнего мига, пока Брахма не решит, стоит ли ему просыпаться или нет.
Джебрасси проходит внутрь, и за его спиной проносится громадная изогнутая лента. Все, назад дороги нет.
Он ступает на полупрозрачную поверхность зелено-голубого озера – цвет музы, чьи куски были подобраны шенянами, а затем претворены в человекоподобную форму стараниями Полибибла.
Начало финального акта его странствия.
Ведущего туда, где воют от боли.
Джек добрался до центра города. По крайней мере, похоже на центр – коловорот вращения, – хотя вся сцена перекошена и с трудом поддается осмыслению. Юноша делает один оборот вокруг себя, бросает взгляд через плечо, нагибается и смотрит под ноги – сквозь последний опалесцирующий слой пузыря. Камень жжет руку, подрагивает от непонятного возбуждения. Все остальное – стылое, холодное как лед.
Центр – круглое изумрудное озеро в окружении вертящихся, переплетенных колец; вечно вращающаяся, рассекающая воздух, перемалывающая клетка особой тюрьмы, куда попал Джек: каким-то образом он умудрился проскочить винт мясорубки. Плоские полированные ленты нулевой толщины отражают свет дерзко, даже нагло.
Над озером сдвоенные ленты образуют нечто вроде сложного креста. Если смотреть под разными углами, то одна пара лент формирует плетение спереди, другая – сзади, а еще одна пара вертится вокруг них всех.
Очень похоже на символ, что выгравирован на крышке ящичка-головоломки. Стало быть, он наконец-то попал в нужное место.
Да, но где остальные?
Все, чего он сейчас хочет – так это найти Джинни. Если она здесь, то, безусловно, перепугана до смерти – да, вот подходящее определение для Джинни: смелость через страх. Джек… ну, он немного волнуется, но с ужасом девушки это не сравнить. Хотя, если честно, даже столь малая толика страха его почти парализовала.
Пора осмотреться повнимательней. Джек делает еще один оборот, реверсируя полярность восприятия, и от этого обстановка несколько проясняется.
Бледно-серые завитки стремглав проносятся тут и там, напоминая следы элементарных частиц в пузырьковой камере, устроенной над оцепенелым озером из зеленоватого снега – снега, собранного по всему миру, просуммированного в уникальный буран, – здесь, в конце времен.
Порой кажется, что озеро сделано изо льда – зеленоватого, стеклянистого льда.
И в самом центре…
Сердце.
Расплывчатое черное пятно. Слишком далеко, слишком мелко – подробностей не разобрать, – туманная, безразмерная чернота. Поодаль открывается вырезанная во льду ниша, откуда исходит удивительное сияние – мириады ярких, прелестных голубых дуг с фиолетовым оттенком. Там движутся небольшие смутные тени, похожие на людей, а вместе с ними – перламутровый конус с ослепительным овалом на вершине: изумительное, величественное женское лицо – по крайней мере, так кажется.
Разглядывая образ сквозь голубоватую дымку, Джек ежится. Он знает, куда попал, чем это является – или являлось. Льдистая поверхность озера покрыта бороздами, словно фигуристы-исполины вырезали их лезвиями гигантских коньков, – глубокие расселины скроют Джека с головой.
Следы пыток Королевы-в-Белом.
Настал, видно, и его черед. Сум-бегунок обжигает и влечет за собой хозяина. Если чуть ослабить хватку, то камень, наверное, выпрыгнет из кулака и самостоятельно заскользит по льду, оставив Джека позади – и юноша замерзнет, застынет, как все эти гиганты, собравшиеся вокруг юлы из кольцевидных лент – вернее, вложенных обручей… армиллярная сфера! Точно, вот как это называется. Он видел такую в музее.
Итак, армиллярный парадокс представляет собой символ сум-бегунков – плетенка фатумов, что взбегают по обручам вверх и соскальзывают вниз.
Хорошо. Что там с гигантами? Они здесь раньше были? Глянцевые исполины стоят с противоположной стороны крутящихся полос, точно набор экстраординарных шахматных фигурок, бесконечно ждущих свершения суда. От их красоты веет ужасом – Джек не годится на роль оценщика их великолепия, масштабов их былой власти. Сам факт, что он видит эти фигуры, несет с собой некое знание, доступ к некогда колоссальной истории грядущего. Наверное, в свое время они были судьями, строителями и распорядителями целых галактик – а затем очутились в этом узилище – порабощенные свидетели неумелого, бестолкового разрушения всего того, чем они жили, что создавали и лелеяли.
Их собрали в ожидании очередного суда, очередного завершения. Нечто могучее и славное ждет появления чего-то крошечного и презренного.
Итак, аудитория ему обеспечена.
Юноша придерживает рвущийся из рук сум-бегунок. Джек никогда ничего не роняет.
Он делает шаг на скользкую, зеленую, льдистую поверхность. У ног клубится вихрь черно-белых форм – молчаливых, мохнатых, жаждущих мести.
Уитлоу с триумфом шествует к Королеве-в-Белом. Удивительно подвижная армиллярная сфера создает зудящий шумовой фон.
Черное пятно Плетенки – центр коловращения всего этого механизма. Уитлоу торжествует. Они на месте – в средоточии мощи. У них теперь власть и привилегии. За успех их ждет восхитительная награда. Все обещанное будет, наконец, получено.
Моль – наверху, кругом, везде – с вкрадчивым, пыльным энтузиазмом играет роль их гида.
Сквозь виньетку вечно меняющихся теней видно, как по льду опасливо идет один из пастырей – вернее, одна: Вирджиния. Ее сопровождают кошки. Даже не прибавляя шага, Главк с Уитлоу вот-вот настигнут девушку.
Главк стискивает зубы.
– Гениальная концовка, – молвит Уитлоу. – Чтобы получить право на проход, нужно предъявить Тифону – хозяину нашей Алебастровой Княжны – одного пастыря, один сум-бегунок. О, какой приз! Да еще в такое время!
