Но вот Крамер замедлил полет и изменил направление, - мы приблизились к одному из шаров по касательной лини и остановились вплотную возле трубы, которая соединяла шары, не коснувшись ее. Такая предосторожность, как потом объяснил мне Крамер, была вызвана тем, что обсерватория не должна испытывать ни малейших толчков. Горе тому посетителю, который, причаливая, толкнет обсерваторию. Тюрин гневно обрушится на гостя, заявив, что ему испортили лучший снимок звездного неба и чуть ли не погубили его жизнь…
Крамер осторожно нажал кнопку в стене. Дверь открылась, и мы проникли в атмосферную камеру. Когда воздух наполнил ее и мы сняли костюмы, мой проводник сказал:
– Этот старик буквально прирос к телескопу. Он не отрывается даже для еды. Пристроил возле себя баллончики, банки и посасывает из трубки пищу, не прекращая наблюдений. Да вы и сами увидите. Пока вы будете с ним беседовать, я слетаю в новую оранжерею. Посмотрю, как там идут работы.
Он вновь надел скафандр. А я, открыв дверь, ведущую внутрь обсерватории, попал в освещенный электрическим светом коридор. Лампы были у меня под ногами, - оказывается, я влетел в обсерваторию вниз головой. Чтобы случайно не раздавить ногами лампы, я поспешил ухватиться за спасительные ремешки у стен. Складные крылья были со мною, но я не решился пустить их в ход в святилище страшного старика. Таким рисовался он мне по рассказам Крамера и директора.
Было очень тихо. Обсерватория казалась совершенно необитаемой. Только мягко гудели вентиляторы, да где-то раздавалось шипение, по-видимому, кислородных аппаратов. Я не знал, куда мне направиться.
– Эй, послушайте, - сказал я и кашлянул.
Полное молчание…
Я кашлянул громче, затем крикнул:
– Есть здесь кто-нибудь?
Из дальней двери показалась лохматая голова юного негра:
– Кто? Что? - спросил он.
– Федор Григорьевич Тюрин дома? Принимает? - пошутил я.
На черном лице белозубым оскалом сверкнула улыбка.
– Принимает. А я спал. Я всегда сплю, когда у нас во Флориде ночь. Вы вовремя меня разбудили, - сказал словоохотливый негр.
– Как же вы из Флориды попали на небо? - не утерпел я.
– Пароходом, поездом, аэропланом, дирижаблем, ракетой.
– Да, но… почему?
– Потому, что я любопытный. Здесь так же тепло, как во Флориде. Я помогаю профессору, - слово “профессор” он произнес с уважением, - он ведь совсем дитя. Если бы не я, он умер бы с голоду возле своего окуляра. У меня есть обезьянка Микки. С ней не скучно. Есть книги. И есть большая интересная книга - небо. Профессор рассказывает мне о звездах.
“По-видимому, этот старик не такой уж страшный”, - подумал я.
– Летите прямо по коридору до шара. В шаре есть канат. И он приведет вас к профессору Тюрину.
Послышался крик обезьянки.
– Что? Не можешь посмотреть, кто здесь? С кем я разговариваю? Ха-ха! Она теперь барахтается в воздухе посреди комнаты и никак не может опуститься на пол. У нее непременно отрастут крылья, - убежденно добавил негр. - Без крыльев тут плохо.
Я пролетел до сферической стены - ею заканчивался коридор, - открыл дверцы и очутился в “шаре”. К стенкам шара были прикреплены машины, аппараты, ящики, баллоны. От входной двери наискось был протянут довольно толстый канат. Он пропадал в отверстии перегородки, которая разделяла шар на половины. Я ухватился за канат и, перебирая его руками, начал подвигаться вперед - вниз или вверх, не могу сказать. С этими земными понятиями приходится распроститься раз навсегда.
Наконец я пролез в отверстие и увидал человека. Он лежал в воздухе. А от него во все стороны шли тонкие шелковые шнуры, прикрепленные к стенкам.
“Как паук в своей паутине”, - подумал я.
– Джон? - спросил он неожиданно тонким голосом.
– Здравствуйте, товарищ Тюрин. Я Артемьев. Прилетел…
– А, знаю. Директор говорил. На Луну? Да. Летим. Отлично.
Он говорил, не отрывая глаз от окуляра и не делая ни одного движения.
– Садиться не приглашаю: не на чем. Да и не нужно.
Я постарался осторожно подобраться поближе к “пауку”, чтобы лучше рассмотреть его лицо. Первое, что я увидел, - это огромную копну белоснежных густых волос и бритое, немного бледное лицо с прямым носом. Когда Тюрин чуть-чуть повернул голову в мою сторону, я встретил живой взгляд черных глаз с красноватыми веками. Вероятно, он переутомлял свои глаза.
Я кашлянул.
– Не кашляйте в мою сторону, беспорядок наделаете! - строго сказал он.
“Начинается, - подумал я. - Уж и кашлять нельзя”.
Но, присмотревшись, я понял, почему нельзя кашлять.
Тюрин разложил в воздухе книги, бумагу, карандаши, тетради, носовой платок, трубку, портсигар. Малейшее движение воздуха - и вещи улетят. Придется звать Джона на помощь, - ведь самому профессору, наверное, нелегко распутать свою паутину. Он, очевидно, этой паутиной поддерживает свое тело в неподвижном состоянии у объектива телескопа.
– Очень большая труба у вашего телескопа, - сказал я, чтобы начать разговор.
Тюрин рассмеялся довольным смехом.
– Да, земным астрономам о таком телескопе не приходится и мечтать. Только трубы никакой нет. Разве, подлетая, вы не заметили этого?… Простите, чтобы не забыть, я должен продиктовать несколько слов.
И он начал говорить фразы, пересыпанные астрономическими и математическими терминами. Потом плавно протянул руку вбок и повернул рычажок на черном ящике, который также был привязан шнурами. Если бы эти движения показать на экране, зрители были бы уверены, что механик слишком медленно вертит ручку аппарата.
– Автоматическая запись на ленте - домашний секретарь, - пояснил Тюрин. - Спрятан в коробочке, работает безукоризненно и есть не просит. Это скорее, чем записывать самому. Наблюдаю и тут же диктую. Машина и математические исчисления помогает мне производить. На всякий случай карандаш и бумага при мне. Только не дышите в мою сторону… Да, так телескоп… Такого на Земле не построить. Там вес ставит предел величине. Это у меня зеркальный телескоп-рефлектор. И не один. Зеркала имеют в диаметре сотни метров. Рефлекторы гигантских размеров. И сделаны они здесь из небесных материалов, стекло - из кристаллических метеоров. Я тут настоящий промысел метеоров-болидов организовал… Да, о чем я… Разве на Земле можно заниматься астрономией? Они там кроты по сравнению со мной. Я здесь за два года опередил их на целое столетие. Вот подождите, скоро мои труды будут опубликованы… Возьмите планету Плутон. Что о ней знают на Земле? Время обращения вокруг Солнца в сутках знают? Нет. Среднее расстояние от Солнца? Наклонение эклиптики? Нет. Масса? Плотность? Сила тяжести на экваторе? Время вращения на оси? Нет, нет и нет. Открыли, называется, планету!…
