— Все мы восхищаемся этими вашими качествами, — сказал епископ Перегрино.
Боскинья улыбнулась в ответ.
— Мой шовинизм значил, что как только колония Лузитания стала моей, интересы Лузитании стали для меня важнее интересов Ста Миров или Межзвездного Конгресса. Но из скрытности я делала вид перед комитетом, что, наоборот, все время я думала только об интересах Конгресса. А моя подозрительность натолкнула меня на мысль, что Конгресс вряд ли когда-либо согласится на независимое и равное со всеми положение Лузитании среди Ста Миров.
— Конечно нет, — подтвердил епископ Перегрино. — Мы лишь колония.
— Мы не колония, — возразила Боскинья. — Мы эксперимент. Я изучила наш устав и лицензию, а также все постановления Конгресса, которые к нам относятся, и обнаружила, что обычные законы о защите секретов к нам неприменимы. Я обнаружила, что комитет имеет полномочия для неограниченного доступа ко всем данным каждого гражданина и каждого учреждения на Лузитании, которые есть в памяти компьютеров.
Похоже было, что епископ разозлился.
— Вы хотите сказать, что комитет имеет право читать конфиденциальные записи церкви?
— Ага, — сказала Боскинья, — еще один шовинист.
— Но согласно Межзвездному Кодексу у церкви есть определенные права.
— Не надо злиться на меня.
— Вы не сказали мне.
— Если бы я сказала, вы бы стали протестовать, и они сделали бы вид, что соглашаются, и тогда я бы не смогла сделать то, что я сделала.
— А именно?
— Эта программа. Она обнаруживает любое обращение к файлам колонии Лузитании через ансибл.
Дон Кристао усмехнулся.
— Но этого делать нельзя.
— Я знаю. Я же сказала, у меня есть много тайных пороков. Тем не менее моя программа не отмечала заметных вторжений — ну, несколько файлов каждый раз, когда свинки убивали одного из наших ксенологов, это естественно — ничего особенного. Все началось четыре дня назад.
— Когда прибыл Глашатай Мертвых, — заключил епископ Перегрино.
Боскинью позабавило то, что епископ, по всей видимости, считал приезд Глашатая таким важным событием, что сразу связал эти факты.
— Три дня назад, — сказала Боскинья, — кто-то через ансибл инициировал просмотр файлов. По очень интересному критерию, — она повернулась к терминалу и коснулась клавиш. Теперь он показывал красное только с одной стороны, и в основном в верхних слоях. — Этот некто смотрел все, что относится к ксенологам и ксенобиологам Милагре. Все меры защиты игнорируются, как если бы их и не было. Все, что они обнаружили, а также все, что касается их личной жизни. И я согласна, епископ Перегрино, я подумала об этом сразу и продолжаю считать, что это имеет отношение к Глашатаю.
— Ну, он-то не может иметь влияния на Межзвездный Конгресс, — возразил епископ.
Дон Кристао покачал головой.
— Сан Анжело написал — в своих личных записях, которых не читает никто, кроме Детей Разума…
Епископ с радостью обернулся к нему.
— Значит, у Детей Разума есть секретные записи Сан Анжело?
— Не секретные, — сказала дона Криста, — просто скучные. Все могут читать их, но только у нас хватает терпения.
— Так вот, — продолжил дон Кристао, — он написал, что Глашатай Эндрю старше, чем мы полагаем. Старше, чем Межзвездный Конгресс, и по-своему могущественнее.
Епископ Перегрино фыркнул.
— Он всего лишь мальчишка. Ему нет еще и сорока.
— Не тратьте время на свои глупые препирательства, — вмешалась Боскинья. — Я созвала это собрание, потому что ситуация чрезвычайная. И в основном для вас, потому что как глава правительства Лузитании я уже приняла меры.
Все замолчали.
Боскинья вернула первоначальное изображение.
— Сегодня утром программа опять зарегистрировала систематические обращения к нашим файлам через ансибл, но не такие, как три дня назад. На этот раз кто-то читает все со скоростью передачи данных; это значит, что все наши файлы копируются в компьютеры внешних миров. После этого компьютеры программируются на то, чтобы можно было через ансибл одной командой уничтожить все до единого файлы наших компьютеров.
Боскинья видела, что епископ Перегрино удивлен — но не Дети Разума.
— Но почему? — недоумевал епископ Перегрино. — Уничтожить все наши файлы — ведь это применяется только к нациям или мирам, которые поднимают бунт, которые хотят уничтожить, которые…
— Я вижу, — обратилась Боскинья к Детям Разума, — что вы тоже были подозрительными шовинистами.
— К сожалению, не такими предусмотрительными, как вы, — откликнулся дон Кристао. — Но мы тоже заметили вторжение. Конечно, мы отправили все наши записи в монастыри Детей Разума в других мирах, и они попытаются восстановить наши файлы, если они будут уничтожены. Но, если нас считают восставшей колонией, то вряд ли нам разрешат восстановить эти файлы. Поэтому наиболее важную информацию мы еще и распечатываем на бумаге. Конечно, напечатать все не удастся, но мы надеемся, что успеем сделать достаточно для того, чтобы как-то прожить. Что наша работа не будет уничтожена полностью.
— Вы знали? — спросил епископ. — И не сказали мне?
— Простите меня, епископ Перегрино, но мы не подумали, что вы не заметите это сами.
— И вы не считаете, что наша работа достаточно важна для того, чтобы спасать ее?
— Достаточно! — сказала мэр Боскинья. — Распечатать можно лишь ничтожную долю, на Лузитании нет достаточно принтеров, чтобы это было хотя бы заметно. Мы не сможем даже обеспечивать основные услуги. Я думаю, осталось не больше часа, прежде чем они закончат копирование и сотрут все в нашей памяти. Но даже если бы мы начали с утра, мы не смогли бы напечатать больше одной сотой процента тех файлов, которыми мы пользуемся каждый день. Мы очень уязвимы.
— Значит, мы беспомощны, — сказал епископ Перегрино.
— Нет. Но я хотела, чтобы вы ясно представляли себе чрезвычайность ситуации, потому что выбора нет. И единственный выход может показаться вам отвратительным.
— Не сомневаюсь, — сказал епископ Перегрино.
— Час назад, когда я сражалась с этой проблемой, пытаясь найти хоть какой-то класс файлов, который мог бы уцелеть, я обнаружила, что есть человек, файлы которого не будут уничтожены. Сначала я подумала, что это из-за того, что он фрамлинг, но причина более тонкая. У Глашатая Мертвых нет файлов в компьютерах Лузитании.
— Как? Не может быть, — поразилась дона Криста.
— Он использует свои файлы через ансибл. Они находятся на компьютерах других миров. Все его записи, финансы, все. Все сообщения, посланные ему. Понимаете?
— И он все равно имеет доступ к ним, — заметил дон Кристао.
— Для Межзвездного Конгресса он невидимка. Если они запретят обмен данных с Лузитанией, он сможет иметь доступ к своим файлам, потому что для компьютеров это не будет обмен данными.
— Неужели вы предлагаете, — сказал епископ Перегрино, — чтобы мы передали наши самые важные и секретные данные как сообщения этому… этому безбожнику?
— Я говорю вам, что сделала именно так. Передача самых важных и секретных файлов администрации почти закончена. Эта передача имела более высокий приоритет, поэтому она выполняется быстрее, чем копирование данных для Конгресса. Я предлагаю вам сделать то же самое, используя мой приоритет, чтобы это было сделано в первую очередь. Если вы не хотите, прекрасно — я начну передавать вторую очередь правительственных файлов.
— Но он может прочесть наши записи, — возразил епископ.
— Да, может.
Дон Кристао покачал головой.
— Он не станет, если мы попросим его.
— Вы наивны, как дитя, — сказал епископ Перегрино. — Он не обязан даже возвращать, их вам.
Боскинья кивнула.
— Это верно. У него будет все, что нужно нам, и он сможет вернуть это нам или оставить у себя, по своему желанию. Но я верю, как и дон Кристао, что он хороший человек и поможет нам в это трудное время.
Дона Криста поднялась.
— Извините, но я хотела бы начать немедленно.
Боскинья повернулась к терминалу епископа и ввела свой пароль.
— Просто введите классы файлов, которые вы хотите отправить в очередь сообщений Глашатая Эндрю. Я полагаю, вы уже упорядочили их по степени важности, раз вы уже начали печатать их.
— Сколько у нас времени? — спросил дон Кристао. Дона Криста в это время уже начала быстро стучать по клавишам.
— Время показывается здесь, вверху, — Боскинья протянула руку к голографическому дисплею и прикоснулась к цифрам пальцем.
— Можно не передавать то, что мы уже напечатали, — предложил дон Кристао. — Мы всегда можем ввести это обратно в компьютер. К тому же этого так мало.
Боскинья повернулась к епископу.
— Я знала, что это будет трудно.
