Киврин прицепила штору обратно и оглянулась в поисках чего-нибудь, чем можно было бы проветрить комнату. Наконец, спрыгнув, ухватила принесенную из кухни тяжелую салфетку и вскарабкалась обратно.
Эливис все еще стояла у колодца, вытягивая бадью. Киврин перевела взгляд на ворота и замерла. Во двор входил Гэвин, ведя под уздцы коня.
При виде Эливис рыцарь остановился, и Гринголет, уткнувшись в его спину, сердито мотнул головой. Глядя, с каким томлением и надеждой он смотрит на хозяйку, Киврин почувствовала досаду, что даже сейчас ему все нипочем. «Он ничего не знает, — возразила она самой себе. — Он только что из Курси». Теперь ей стало его жаль. Сейчас Эливис обрушит на него страшные вести.
Эливис подтянула ведро к краю колодца, и Гэвин шагнул к ней, дернув поводья Гринголета. И остановился.
Он знает, поняла Киврин. Он все знает. Посланник заболел, рыцарь примчался обратно предупредить своих. Она только сейчас увидела, что Гэвин не привел одолженных лошадей. Значит, монах тоже… А остальные обратились в бегство.
Гэвин смотрел, как Эливис вытаскивает тяжелую бадью на каменный ободок колодца, и не двигался с места. Он готов ради нее на все, подумала Киврин. Он сокрушит сотню лесных разбойников — только вот против чумы он бессилен.
Гринголет, которому не терпелось в родную конюшню, затряс головой. Гэвин протянул руку, успокаивая его, но было поздно. Эливис его уже заметила.
Бадья с громким плеском, так что слышала даже Киврин, упала обратно в колодец, взметнув высоченный фонтан воды. А потом Эливис оказалась в объятиях Гэвина. Киврин, ахнув, зажала рот рукой.
В дверь негромко постучали. Киврин спрыгнула с подоконника и отодвинула засов. На пороге стояла Агнес.
— Ты уже расскажешь мне сказку?
Вид у малышки был совершенно растрепанный. Никто не причесывал ее со вчерашнего дня, вихры торчали из-под полотняной шапочки в разные стороны, а спала она, судя по перемазанному пеплом рукаву, прямо у очага.
Киврин поборола желание отряхнуть ее рукав.
— Тебе сюда нельзя, — сказала она, прикрывая дверь и оставляя только малюсенькую щелку. — Ты подхватишь хворь.
— Мне не с кем играть, — пожаловалась Агнес. — Матушка ушла, а Розамунда еще спит.
— Матушка только за водой вышла, — твердо ответила Киврин. — А где бабушка?
— Молится.
Агнес потянулась к ее юбке, и Киврин едва успела отскочить.
— Нельзя! Не трогай меня!
Девочка обиженно выпятила нижнюю губу.
— Почему ты на меня сердишься?
— Я не сержусь, — объяснила Киврин как можно мягче. — Но тебе сюда нельзя. Клирик очень хворает, и любой, кто к нему подойдет, может… — Объяснять Агнес про заражение она даже пытаться не стала. — Может тоже захворать.
— Он умрет? — полюбопытствовала Агнес, пытаясь просунуть нос в щель.
— Боюсь, что да.
— А ты?
— Нет, — ответила Киврин и поняла вдруг, что страх прошел. — Розамунда скоро встанет. Попроси ее рассказать тебе сказку.
— А отец Рош умрет?
— Нет. Иди поиграй со своей тележкой, пока Розамунда спит.
— А когда клирик умрет, расскажешь мне сказку?
— Расскажу. Ступай уже вниз.
Агнес неохотно спустилась на три ступеньки, придерживаясь за стену.
— Мы все умрем?
— Нет.
«Я этого не допущу». Киврин закрыла дверь и привалилась к ней спиной.
Клирик по-прежнему лежал недвижный и бесчувственный, обращенный внутрь себя, где шла отчаянная борьба с врагом, неведомым доселе для его иммунной системы и потому несокрушимым.
В дверь снова постучали.
— Ступай вниз, Агнес, — велела Киврин, но это оказался Рош с плошкой бульона из кухни и совком горячих угольев. Высыпав их в жаровню, он опустился рядом на колени и принялся раздувать жар.
Плошку он передал Киврин. Она была чуть теплой, и от нее шел терпкий дух, — похоже, Рош заварил там ивовую кору. Киврин догадалась, что таким же отваром поили когда-то ее саму, чтобы снять жар.
Рош встал, забрал плошку, и они вдвоем попытались накормить клирика, но распухший язык не пускал бульон в горло, все лилось по подбородку.
Еще кто-то забарабанил по двери.
— Агнес, я же сказала, что сюда нельзя, — раздраженно отчитала девочку Киврин, вытирая промокшую постель.
— Меня бабушка за тобой послала.
— Она захворала? — Рош тут же направился к двери.
— Нет. Розамунда.
У Киврин бешено застучало сердце.
Рош отворил дверь, но Агнес застыла на пороге, во все глаза глядя на повязку, закрывающую лицо священника.
— Розамунде стало худо? — встревоженно спросил Рош.
— Она упала.
Киврин проскочила мимо них и кинулась вниз по лестнице.
Розамунда сидела на скамье у очага, рядом стояла леди Имейн.
— Что случилось? — выпалила Киврин, подбегая.
— Я упала, — растерянно проговорила Розамунда. — И ушибла руку.
Девочка держала ее на весу, странно вывернув локоть. Леди Имейн что-то пробормотала.
— Что? — переспросила Киврин, и тут поняла, что старуха молится. Киврин оглянулась в поисках Эливис. Той не было. Только Мейзри сжалась в испуге у стола, и у Киврин мелькнула мысль, что Розамунда могла просто споткнуться о служанку.
— Ты споткнулась?
— Нет. Голова болит.
— Ударилась головой?
— Нет. — Девочка поддернула рукав. — Локтем о камни.
Киврин приподняла свободно спадающий рукав повыше.
На локте виднелась ссадина, крови не было. Неужели перелом? Почему Розамунда так странно выворачивает локоть?
— Больно? — спросила Киврин, осторожно сгибая ее руку.
— Нет.
— А так? — Она попробовала покрутить.
— Нет.
— Пальцами можешь пошевелить?
Розамунда поболтала всеми по очереди. Киврин в недоумении сдвинула брови. Возможно, растяжение, но как тогда ей удается так свободно вертеть рукой?
— Леди Имейн, вы не могли бы привести отца Роша? — попросила Киврин.
— Что от него проку? — презрительно поджала губы Имейн, однако все-таки пошла.
— Вроде бы не сломана, — обнадежила Киврин Розамунду.
Девочка опустила руку, взвыла от боли и вздернула плечо под тем же странным углом. Кровь отхлынула от ее лица, над верхней губой выступила испарина.
«Значит, все-таки сломана», — решила Киврин и потянулась к руке. Отпрянув, Розамунда на глазах Киврин повалилась кулем со скамьи на пол. В этот раз она точно ударилась головой. Киврин услышала тяжелый удар о камень. Перебравшись через скамью, она опустилась рядом с девочкой на колени.
— Розамунда, ты меня слышишь? Розамунда!
Та не шевелилась. Падая, она откинула ушибленную руку в сторону, будто хватаясь за что-то, и когда Киврин дотронулась до локтя, вздрогнула. Киврин отчаянно оглянулась, ища Имейн, однако старухи на лестнице не было.