Баньши снова застонала, начав с низких нот и перейдя на душераздирающий вопль, который затем перешел в визг такой неимоверной пронзительности, что у Рода чуть барабанные перепонки не лопнули.
— Веке, — ахнул он, — что ты видишь?
— Баньши, Род.
Род погнал Векса к замку галопом. Промчался по двору, спешился, потом — бегом по залам, по пути расталкивая стражников, и наконец добрался до королевских покоев. У дверей ему встретилось непроходимое препятствие в лице Брома О’Берина, который стоял, поставив ноги на ширину плеч и сурово подбоченившись.
— Не больно же ты торопишься, — проворчал карлик. Физиономия его побагровела от злости, но в глазах его прятался самый настоящий страх.
— Постарался примчаться так быстро, как только смог, — тяжело дыша, оправдался Род. — Она в опасности?
— Да, в опасности, — проворчал Бром, — хотя с виду этого и не скажешь. Ты должен стоять на посту подле ее ложа в эту ночь, чародей.
Род напрягся.
— Я, — процедил он сквозь зубы, — не чародей. Я самый простой воин, которому, на счастье, знакомы кое-какие науки.
Бром раздраженно вздернул подбородок.
— Не время сейчас вести споры. Называй себя, как тебе вздумается: хочешь — поваром, хочешь — плотником, хочешь — каменщиком. Все равно наука чародейства тебе ведома. Однако мы понапрасну теряем время.
Он постучал в дверь. Дверь распахнулась, из покоев королевы вышел стражник, отсалютовал и посторонился.
Бром мрачно усмехнулся и, пятясь, переступил порог.
— Что, до сих пор не рискуешь поворачиваться ко мне спиной?
— Можно и так сказать, — буркнул карлик.
— А я так и сказал.
Стражник вошел в комнату следом за ними и прикрыл за собой дверь.
Комната оказалась просторной, с четырьмя окнами-бойницами, закрытыми ставнями, вдоль одной стены. Пол покрывали звериные шкуры, стены были задрапированы шелком и бархатом и увешаны гобеленами. В небольшом камине негромко потрескивали поленья.
Катарина, одетая в бархатный, отороченный горностаем пеньюар, сидела на большой кровати с балдахином, укрытая по грудь простынями и мехами. Ее распущенные волосы ниспадали на плечи. Королеву окружала стайка горничных и гувернанток, присутствовали также двое пажей.
Род подошел к королевскому ложу и опустился на одно колено:
— Ваше величество, прошу простить меня за опоздание!
Катарина одарила его ледяным взглядом.
— Я и не ведала, что за тобой посылали, — фыркнула она и отвернулась.
Род нахмурился и окинул ее пытливым взором.
Катарина сидела, откинувшись на горку из десятка атласных пуховых подушек. Веки ее были полуопущены в сладкой истоме, на губах играла легкая улыбка. Судя по всему, она откровенно наслаждалась чуть ли не единственными приятными мгновениями после напряженного трудового дня.
Вероятно, ей грозила смертельная опасность, но она наверняка понятия об этом не имела. Бром, оберегая королеву, хранил от нее страшные тайны.
Катарина протянула руку одной из гувернанток, та подала ей дымящийся кубок с глинтвейном. Катарина грациозно поднесла его к губам.
— Погодите! — Род вскочил, выхватил губок из рук королевы, сжал его ножку в левой руке, а правой поспешно снял с пояса «рог единорога».
Катарина нахмурилась, потом прищурилась и покраснела.
— Что это значит, отвечай!
Род смотрел не на нее, а на ножны от своего кинжала — они же «рог единорога». За ухом у него послышался голосок Векса:
— Обнаружено токсичное вещество, смертельно опасное для человеческого организма.
Но ведь Род еще не успел плеснуть в ножны ни капли вина. Ножны были пусты. В них ничего не было.
Кроме воздуха.
Род нажал на кнопку. Рог приобрел лиловый оттенок.
Катарина в ужасе смотрела на поменявшие цвет ножны.
— Говори, — выдохнула она. — Что это значит?
— Воздух отравлен, — процедил сквозь зубы Род, передал кубок гувернантке и придирчиво осмотрел комнату. Откуда-то распространялся ядовитый газ.
Из камина?
Он поспешил к камину, присел и подержал ножны над пламенем. Цвет ножен стал нежно-сиреневым.
— Нет, не здесь. — Род развернулся, поднялся и принялся ходить по комнате, держа перед собой «рог», словно свечу. Ножны сохраняли сиреневый цвет.
Род нахмурился, потер затылок. Куда же можно было запрятать капсулу с ядовитым газом?
Наверняка ее разместили как можно ближе к королеве.
Род повернулся и медленно пошел к королевскому ложу. Как только он оказался рядом с Катариной, ножны стали темно-фиолетовыми.
Катарина смотрела на них с восторгом и ужасом.
Род медленно опустился на колени. Ножны приобрели темно-лиловый оттенок, затем стали почти черными.
Род откинул простыни, заглянул под кровать. Там, на каменном полу, дымилась большая сковорода, поставленная, судя по всему, в целях согревания ложа королевы.
Род ухватился за длинную рукоятку и выволок сковороду из-под кровати, после чего поднес ножны к одному из отверстий в крышке. Вообще, если ему не изменяла память, в крышках таких сковород-грелок никаких дырок не должно было быть и в помине…
Ножны окончательно почернели.
Род поднял глаза и посмотрел на Катарину. Она прикусила костяшки пальцев, чтобы не закричать.
Род обернулся и протянул сковороду стражнику.
— Возьми эту пакость, — распорядился он, — и выкинь в ров.
Дозорный выронил пику, схватил сковороду и поспешил прочь, держа опасную грелку на вытянутых руках.
Род медленно развернулся к Катарине:
— Мы снова одурачили баньши, моя королева.
Катарина отняла от губ дрожащую руку, крепко сжала губы, зажмурилась, так сжала кулаки, что костяшки ее пальцев побелели.
Затем веки ее медленно разжались. Глаза королевы полыхали бешеным огнем, губы скривились в едва заметной улыбке.
— Господин Гэллоугласс, останься при мне! Все остальные ступайте прочь!
Род сглотнул подступивший к горлу ком. Ощущение у него было такое, будто все его суставы переходят из твердого агрегатного состояния в жидкое. Сейчас Катарина казалась ему самой прекрасной женщиной на свете.
Стражники, служанки и пажи уже спешили к двери, и возле нее создалась пробка.
Бром принял на себя командование, и пробка быстро рассосалась. Через полминуты королевская опочивальня опустела. В ней остались только Род, Катарина и Бром О’Берин.
— Бром, — проговорила Катарина, недвусмысленно глядя на карлика, — Бром О’Берин, оставь нас наедине.
Бром на миг задержал на королеве возмущенный взгляд, затем понурился и низко поклонился:
