В конце концов Румата и Будах договорились. Судя по всему — о переправке доктора в метрополию на полный пансион. Где уже проживали несколько вытащенных Руматой книгочеев — тот же Багир Киссэнский, например. А также Цурэн Правдивый — тот самый, сплагиативший у Руматы его перевод Шекспира: его тоже пришлось вызволять. И ещё с полдюжины интересных людей. Для начала немного, но с Будахом этот коллективчик уже мог претендовать на костяк будущего вуза.
Но как раз в этот момент доктору сделали предложение, от которого он уже не мог отказаться. Составить очень специальное зелье для Его Величества Пица Шестого.
Возможно, Будах отказался бы, будь у него выбор. Но выбора ему не оставили. То есть просто схватили — уже на территории Арканара. По дороге объяснив, что требуется. И что с ним сделают, если что-то пойдёт не так.
Антон-Румата, разумеется, всего этого не знал. Он потратил немало времени на пустое ожидание, пока не понял, что доктор похищен.
Снова пытался выйти наружу, чтобы найти источник скрежета. Вроде всё правильно делаю, а гравикомпенсатор не отключается. Что за пёс? Снова читал инструкции. Узнал много нового и интересного про освещение, систему переработки отходов и тому подобное. Меня от этой премудрости уже подташнивает.
Лучше уж про Арканар.
Я тут пёс знает сколько писал про арканарскую историю. А вот про землян — почти ничего. Это неправильно. Потому что ты, Лена, будешь думать, что это были обычные прогрессоры. Но вообще-то само слово «прогрессор» появилось именно после арканарского факапа. И общие принципы прогрессорской деятельности — тоже. Тогда ничего этого не было. Группа Наблюдателей работала по стандартам научно-исследовательского коллектива. С некоторыми ограничениями технического плана, о которых я отдельно скажу. А так — исследователи как исследователи. Ну как геологи. Или ксенобиологи, например. Что, собственно, и сыграло.
На тот момент вся Группа Наблюдателей состояла из полусотни человек, рассеянных по девяти континентам. Несколько особо отобранных и доверенных специалистов работали непосредственно на земле. Остальные обслуживали инфраструктуру земного присутствия. Прежде всего островную базу возле Южного полюса и патрульные дирижабли. Кстати — настоящие дирижабли, гелиевые такие пузыри. И ещё подлодки и вертолёты. Не гравиплатформы, а настоящие вертолёты с винтами. На водородном топливе.
Жуть, скажешь? А что делать? Таковы правила.
Практически сразу после обнаружения гуманоидных планет Мировой Совет принял закон «О принципах взаимоотношений с развивающимися мирами». Он и сейчас действует. И там, в частности, сказано: в ходе любой деятельности на гуманоидных планетах необходимо категорически исключить любую возможность попадания в руки туземцев современного земного оружия. А также иных предметов, имеющей военное применение. Ну а «категорически исключить любую возможность» можно только одним способом. Не ввозить на планету ни под каким предлогом. Даже защищённое всякими блокираторами, работающее только в руках владельца и т. п. Потому что владельца тоже можно поймать, пленить заставить делать то, что нужно туземцу.
Разумеется, слово «современный» можно понимать по-разному. На этот счёт есть разъяснения к закону, составленные при участии ИЭИ. По летальным вооружениям принят нулевой уровень: оружие, которым убивают, можно использовать только местное. По нелетальным и по средствам защиты есть послабление — они должны быть идентичны местным, но допустимы современные земные вещества и материалы. Потому что скорчер с самоподзарядкой, попавший в руки средневекового барона — это катастрофа. А вот какая-нибудь непробиваемая местным оружием кольчужка — это немножко больше шансов барону выжить. Так что землянин в Арканаре был вынужден сражаться мечом местного производства. Но вместо кольчуги носил металлопласт, а противника мог связать пластиковой верёвкой. На Авроре после долгих прений разрешили также парализующие уколы и усыпляющий газ. По формальным основаниям — дескать, у варваров есть колючки с ядом, убивающие и лишающие сознания. Впоследствии об этом очень сильно пожалели.
Кажется, единственным исключением стал фемптопроцессор. Для того, чтобы делать золотые монетки. Без этой штуки обойтись было ну никак нельзя, а передавать золото с орбиты или даже с Базы было крайне муторно, а главное — требовало много времени. Так что процессоры выдавали на руки. Но каждый проц был вмонтирован в силикетовый сейф, который открывался только цифровым кодом и только владельцем сейфа — это проверял биолокатор. При попытке открыть сейф кем-то посторонним или при ошибке при наборе процессор умирал. Неудобно, но надёжно. Источник золота не должен был попасть в руки аборигенов ни в коем случае.
Что касается транспорта. С одной стороны, нормальный транспорт был нужен крайне. С другой — глайдер в руках туземцев может доставить не меньше проблем, чем скорчер или вакууматор. В конце концов по транспорту выставили уровень технологий середины дополуденного двадцатого века. То есть никаких антигравов, никаких защитных полей, никаких батарей, никакой электроники-автоматики. Вертолёт на ручном управлении, двигатель внутреннего сгорания и водородные баки на четыре часа полёта без дозаправки. Чтобы, значит, никакой туземец в принципе не мог сесть в пилотское кресло и полететь. А если он туда посадит пленного землянина — чтобы лёту у него было четыре часа и всё.
Хорошо ещё, что пробили разрешение на водород. Из тех соображений, чтобы запаха не оставалось. А то уж было собирались на бензине летать. Или на керосине? На чём там в двадцатом веке летали? Пёс, уже не помню. Совсем историю авиации забыл. А ведь в лётном нам её давали.
Интересно, кстати, зачем? Думаю, это издержки академической системы. Для научников обязательно дают историю науки. Иначе непонятно, откуда что растёт, а для исследовательской деятельности это важно. Юристам и всяким гуманитариям так просто обязательно. Ну а пилотам зачем? Непонятно. Хотя, может, когда-то провели исследование и выяснили, что ежели это давать, то пилотам лучше летается. Ну а что? Я знаю несколько случаев, когда такие решения принимались просто по данным статистики. Например: почему всякие гуманитарные мероприятия — конгрессы там, семинары от крытые и тому подобное — проводятся обычно в лесотундре? Новичкам обычно объясняют, что это традиция такая. А на самом деле? А на самом деле собрали когда-то статистику: после мероприятий, проведённых в этой местности, научная работа активизируется. А после посиделок в тропиках — не очень. Вот они с тех пор и тусуются в комариных местах. Меня однажды на открытый семинар к структуральным лингвистам направили. По нашим комконовским делам, разумеется. Я потом два дня чесался: мошка заела. А лингвистам хоть бы хны, привыкли.
