Гираха перехватил тревожный сигнал об исчезновении женщины первым: он катался на своей водной парусной яхте «Лавинео» и находился ближе всех к месту крушения слайдборда.
…И к вечеру, в тумане жажды, не в силах вытряхнуть из страдающих волос назойливое солнце, Бугго увидела вдалеке выгнутый, как грудь танцовщика, ярко-желтый парус. Он надвигался, точно ураган, и ураганом воспринимала его женщина – там, в глубине своей растревоженной, уже больной души.
Она закрыла глаза и сразу услышала, как звонко, тонко бьется вода о дно ее погибшего слайдборда. А когда снова раскрыла их, то совсем близко были тянущиеся к ней мужские руки. И она пошла к ним – не потому, что они несли спасение, но потому лишь, что была – женщиной, а руки были – мужскими, и не было в тот миг ничего естественнее, чем погружение в твердую ласку этих ладоней…
Диск в диктофоне закончился.
– Огромное вам спасибо, – сказал корреспондент.
– Всегда рада помочь, – ответила Бугго.
Она направилась к своей койке, чуть покачивая на ходу бедрами, но, к ее великому разочарованию, ни корреспондент, ни охранник за этим не наблюдали.
* * *
Следующее утро началось с адвоката. Чернокожий, с расширенными светло-коричневыми глазами, он стоял возле силового щита, смотрел, как Бугго копошится, выбираясь из-под одеяла, и покачивался с пятки на носок от нетерпения. Она наконец отшвырнула запутавшееся одеяло ногой и села на койке.
– Вы что, всегда пялитесь на даму, пока она меняет пеньюар на платье для утреннего коктейля? – рявкнула Бугго.
Ее раздражал этот юнец. Вчера она была слишком утомлена и подавлена, чтобы осознать это в полной мере, но после ночного отдыха чувствовала себя достаточно освеженной и вполне была в состоянии устроить ему взбучку.
Она почесала шею под жестким воротником тюремной одежды.
Юнец протянул:
– Ну, вообще-то… Вообще-то правительство Овелэ снимает свое обвинение.
Бугго замерла. Насторожилась.
Адвокатишка заторопился:
– Я нарочно прибежал, чтоб вам пораньше сказать. А то – объявят в зале, вы и в обморок можете грохнуться. Я раз видел. Вам прилюдно падать, я так смекаю, будет несподручно.
– Куда это я должна падать? – осведомилась Бугго. – Я не намерена… Погодите. – Она потерла пальцами виски. – Что-то я старею…
Адвокатишка не стал возражать, и Бугго мысленно поставила ему еще один минус.
– Повторите, – велела Бугго, отнимая руки от лица.
– Правительство Овелэ снимает свое обвинение. Вас больше не обвиняют в государственном преступлении.
– А моих людей?
– Естественно, тоже!
Бугго громко, горлом, всхлипнула.
– Теперь уйдите, – приказала она адвокату. – Встретимся в зале.
– Ну, вообще-то, это уже скоро, – сказал адвокат.
На мгновение мелькнуло плечо охранника, затем все скрылось.
Бугго неверными шагами подошла к койке. Повалилась на нее боком. Затем ощутила на себе чужой взгляд и открыла один глаз. Охранник глядел на нее и лыбился. Бугго бросила в него жесткой подушкой, набитой опилками. Опилки давно отсырели и свалялись комьями.
Подушка угодила в экран, вспыхнула и загорелась. Спустя несколько минут от нее остался только отвратительный запах.
Охранник сказал приветливо:
– Хулиганишь?
– Нечего пялиться, – огрызнулась Бугго. – Я все еще капитан.
– Ага, – согласился охранник и отошел.
* * *
Сегодня Бугго впервые рассмотрела зал суда, куда ее привели под конвоем полтора часа спустя после пробуждения. От завтрака она отказалась, о чем впоследствии сильно пожалела, и у нее чуть кружилась голова, но именно вследствие этого все происходящее она воспринимала обостренно и преувеличенно ярко: галереи, нависающие над залом, набитые людьми, блики записывающей и увеличивающей аппаратуры, назойливо расписанные абстрактные узоры на стенах и несколько витражей. Полное отсутствие гармонии неприятно резало нервы. Казалось, мальчишки разбили здесь окна, а потом сами же и залепили их как попало, первым попавшимся стеклянным осколком.
Все Анео в принципе не любят абстракционистские изыски в искусстве. Я об этом уже говорил. Мы – поклонники консервативного в живописи и декорации и вообще – большие ретрограды.
Бугго ввели в переполненный зал последней. Она прошла по его центру, уверенно попадая в шаг с конвоирами, и остановилась возле вчерашнего кресла. Хугебурка был уже на месте – ждал возле кресла напротив. Его не усадили и не привязали, как вчера, а оставили стоять. Бугго повернулась к нему лицом.
Выждав минуту, поднялся Главный Обвинитель, еще одна абстрактная фигура правосудия. Он не закрывал лица, но во всем остальном подражал Вопрошателю: носил такую же лишенную признаков моды и пола одежду, говорил таким же ровным, лишенным интонации голосом.
– Уточнение по поводу обвинений, выдвинутых в адрес Бугго Анео и Галлги Хугебурки, – произнес он.
Воцарилась тишина. Перестали вспыхивать блики, и Бугго увидела своего старшего офицера по-настоящему. И подумала, что в этом зале он – самый тусклый из людей. Вот бы уметь посылать импульсы горячей любви, как это делают овелэйцы! Это бы его подбодрило.
– Уточнение, – продолжал громким, лишенным интонаций голосом Обвинитель. – Правительство Овелэ снимает обвинение в государственном преступлении. Правительство и народ Овелэ прислало сертификат, согласно которому Бугго Анео и Галлга Хугебурка признаются Почетными Гражданами Овелэ. Торговые сделки, совершаемые Бугго Анео и Галлгой Хугебуркой на территории и в воздушном пространстве, а также в сфере влияния Северного Овелэ, не будут облагаться никакими налогами. К этому ходатайству присоединилось Содружество государств Южного Овелэ. Прошу конвой снять с обвиняемых наручники.
Поднялся оглушительный крик. Бугго зажмурила глаза, такими назойливыми стали вдруг вспышки. Хугебурку повернули, точно тряпичную куклу, и пока один конвоир держал его под локти, другой возился с замком наручников и шипел: «Да не тряси ты руками».
Мир для Бугго сразу обрел все свои былые богатства, и всё к ней вернулось: и планы, связанные с «Императрицей Эхео», и те пять платьев, погребенных в коробках из золотой бумаги, что остались в отеле, и идея посетить заповедники Овелэ и увидеть те самые воздушные замки в ущельях…
– Мы скоро домой? – спросила она у конвоира.
– Погоди ты – «домой», – фыркнул он, наслаждаясь. – Ее чуть не повесили, а она уж рвется плясать…
– А ты бы на моем месте не рвался?
– Я бы обоссался, – признался конвоир. – Или бы повалился, вон как тот… – Он мотнул головой в сторону Хугебурки.
Бугго повернулась и увидела, как ее старшего офицера усаживают в кресло. Она тотчас схватила конвоира за рукав:
