Эливис присела у постели Розамунды. Девочка спала, на щеках ее играли красноватые отблески пламени.
— Надевайте повязку, — напомнила Киврин.
Эливис кивнула, не трогаясь с места, и отвела с лица дочери спутанные волосы.
— Она была у моего супруга любимицей.
Розамунда проспала почти половину утра. Киврин откатила святочное полено к краю очага и подложила колотых чурок. Потом откинула одеяло с ног клирика, открывая их жару костра.
Чтобы уберечь от чумы Папу Римского, личный лекарь усадил его в комнате между двумя кострами — и он не заболел. Некоторые историки объясняли успех тем, что бацилла чумы не выносит высоких температур. На самом деле, вероятнее всего, костры послужили кордоном от заразных толп, но попробовать стоит. «Все стоит попробовать», — подумала Киврин, глядя на Розамунду и подкладывая еще дров в огонь.
Отец Рош отправился служить заутреню, хотя время уже близилось к полудню. Колокольный звон разбудил Агнес.
— Кто раскидал скамейки? — удивилась она, подбегая к баррикаде.
— За эту ограду заходить нельзя, — объяснила ей Киврин, отступая как можно дальше. — Иди посиди с бабушкой.
Вскарабкавшись на скамью, Агнес перегнулась через уложенный набок стол.
— Вон Розамунда, я ее вижу. Она умерла?
— Она сильно хворает, — ответила Киврин строго. — Тебе нельзя сюда. Иди поиграй со своей повозкой.
— Я хочу к Розамунде! — перекидывая ногу через край стола, воскликнула Агнес.
— Нет! — рявкнула Киврин. — Ступай к бабушке!
Агнес застыла в изумлении, потом ударилась в рев.
— Я хочу к Розамунде! — рыдала она, однако все-таки отошла и села рядом с Имейн.
— Заболел старший сын Ульфа, — сообщил пришедший Рош. — У него бубоны.
За утро слегли еще двое, и еще один днем — в число новых больных попала и мажордомова жена. У всех были бубоны или крошечные, с горошину, нарывы на лимфатических узлах. У всех, кроме мажордомовой жены.
Киврин отправилась к ней вместе с Рошем. Больная нянчила младенца, ее худое острое лицо заострилось еще больше. Кашля не было, рвоты тоже, и Киврин надеялась, что бубоны еще просто не видны.
— Носите повязки, — велела она мажордому. — Малыша кормите коровьим молоком. Не подпускайте к жене детей, — закончила она безнадежно. Шестеро детей в двух комнатушках. «Только бы не легочная, — молила Киврин. — Не дай им всем заразиться».
По крайней мере Агнес удавалось уберечь. После строгого окрика Киврин она к баррикаде не подходила. Сперва посидела насупясь и испепеляя обидчицу взглядом, который в других обстоятельствах показался бы комичным, а потом отправилась на чердак за своей повозкой. Накрыв для нее на большом столе, Агнес стала угощать тележку праздничными кушаньями.
Проснулась Розамунда. Хриплым голосом она попросила пить, и когда Киврин дала ей воды, тут же заснула снова. Даже клирик задремал, и хрипы в его груди стали потише. Киврин облегченно уселась рядом с Розамундой.
Нужно выйти и помочь Рошу с мажордомовыми детьми — хотя бы проверить, надел ли он повязку и моет ли руки, но внезапная усталость придавила Киврин, не давая подняться. «Прилечь бы на минутку, — подумала она. — Вдруг какая светлая мысль в голову придет».
— Я хочу проведать Черныша, — заявила Агнес.
Киврин встрепенулась, пробуждаясь от навалившейся дремы.
Агнес в своей красной накидке с капюшоном стояла почти у самой баррикады — насколько осмелилась подойти.
— Ты обещала отвести меня к могиле моего песика.
— Тише, разбудишь сестру.
Агнес заплакала — на этот раз вместо оглушительного рева, служившего орудием искусной манипуляции, послышались тихие всхлипы. «Она тоже больше не может, — поняла Киврин. — Весь день одна, мы с Рошем и Розамунда ее бросили, все заняты, расстроены и напуганы».
— Ты обещала! — кривя нижнюю губу, захныкала Агнес.
— Я не могу тебя сейчас отвести, — ответила Киврин ласково. — Но сказку я тебе расскажу. Только тихо-тихо. — Она прижала палец к губам. — Чтобы не будить Розамунду и клирика.
Агнес утерла сопливый нос.
— Расскажешь про непослушную девицу? — театральным шепотом спросила она.
— Да.
— А тележке можно послушать?
— Да.
Агнес со всех ног метнулась за своей повозкой и, прибежав обратно, вскочила на скамью, собираясь штурмовать баррикаду.
— Нет, ты садись на пол по ту сторону, а я сяду здесь, внутри, — остановила ее Киврин.
— Я тебя так не услышу, — снова надулась Агнес.
— Еще как услышишь — если не будешь шуметь.
Агнес проворно сползла со скамьи и примостилась у перевернутого стола. Тележку она устроила рядом, наказав ей: «Сиди тихо-тихо».
Киврин окинула беглым взглядом своих больных и тоже села на пол, привалившись спиной к столу. Снова накатила усталость.
— Жила-была… — подсказала Агнес.
— Жила-была в далеком-предалеком королевстве маленькая девочка. Она жила у самого дремучего леса…
— Отец говорил ей: «Не ходи в лес!», но она не послушалась.
— Она не послушалась, — согласилась Киврин. — Она надела свой плащ…
— Красный, с капюшоном. И пошла в лес, хотя отец ей не велел.
Хотя отец ей не велел. «Со мной все будет в полном порядке, — уверяла она мистера Дануорти. — Я не пропаду».
— Она плохо сделала, что пошла, да? — спросила Агнес.
— Она хотела посмотреть, что там. Думала, только одним глазком взглянет и все, — объяснила Киврин.
— Нет, она плохо сделала, — решила Агнес. — Я бы ни за что не пошла. В лесу темно.
— Очень темно, и слышны всякие страшные шорохи.
— Волки! — прошептала Агнес, и Киврин услышала, как она ерзает у столешницы, стараясь подобраться поближе. Сжалась в комок, подтянув к себе колени, в обнимку с маленькой деревянной тележкой.
— Девица подумала: «Мне здесь не нравится» и хотела вернуться обратно, но заблудилась в темноте. И вдруг на нее кто-то как выскочит!
— Волк! — выдохнула Агнес.
— Нет. Это был медведь. И спросил ее медведь: «Что ты делаешь в моем лесу?»
— Девочка испугалась, — дрожащим от страха голоском подсказала Агнес.
— Да. «Не ешь меня, медведь, пожалуйста! — взмолилась девица. — Я заблудилась и не могу отыскать дорогу домой». А медведь на самом деле был добрый, хоть и казался злым, и он сказал: «Я выведу тебя из леса». «Как? — не поняла девица. — Здесь такая темень». «Мы спросим сову. Она видит в темноте».
Киврин рассказывала, выдумывая на ходу, и постепенно успокаивалась сама. Когда Агнес перестала перебивать, Киврин, не прерывая рассказа, осторожно встала и перегнулась через баррикаду.
