Суть религии Достоевского — в гуманизме. Религиозный человек, по писателю, гуманен, светел, спокоен. Безбожие — суета, тоска, мрак.
После утери бога, после утери нравственности теряется все, и, как часто повторяется в черновиках к «Подростку», «игра двух лавочников в шашки бесконечно умнее и толковее всего бытия и вселенной» [ЛН, 77, 70]. А потому Достоевский, так же как и известный «старый грешник» XVIII века, считает: «...если бы не было бога, то следовало бы его выдумать» [10, 9, 294]. Только он редко обращался к богу выдуманному, а больше к тому, что должен быть внутри каждого человека. И в словах из записной тетради: «Нет, бога слишком трудно искоренить» [ЛН, 83, 454] прежде всего выражена вера в человека, неспособного искоренить свою нравственность.
За человеколюбие, а не за догматику ценит Достоевский Библию. Вот некоторые из его высказываний об этой книге: «Удивительное впечатление в целом делает эта книга. Выносите, например, такую мысль несомненно: что другой такой книги в человечестве нет и не может быть. И это — верите ли Вы или не верите» [П, 4, 5]. Это из письма. А вот из записной тетради: «Библия принадлежит всем, атеистам и верующим равно. Это книга человечества» [ЛН, 83, 412]. Или: «Эта книга непобедима» [ЛН, 83, 414]. Вера в непобедимость Библии есть вера в неискоренимость нравственности, которую Достоевский прочно связал с религией, возвел в религию.
Снимите религиозную оболочку с православия Достоевского и за нею вы увидите чистую нравственность, глубокое человеколюбие.
Можно, конечно, по-разному относиться к этой жесткой связи нравственности с религией. Но мысль Достоевского о связи нравственности с личностью останется неизменной. Лишь тогда в деятельности выражается личность, когда эта деятельность основана на высокой нравственности. В противном случае в деятельности проявляется безличность.
Для жизненной ориентации человек должен опираться как на науку, так и на нравственность. Они не подменяют друг друга.
Слияние этих двух видов теоретической деятельности у Достоевского я вижу в третьем — в деятельности эстетической.
Подход к действительности с позиций эстетического есть как бы синтез научного и нравственного подходов. Прекрасное, по Достоевскому, не может быть ложным или безнравственным. В этом плане широко известный тезис «красота мир спасет» означает, что мир может быть спасен истиной и добром как составными частями прекрасного.
Взгляды на эстетическое, его суть и роль Достоевский излагает в статьях и проявляет в своем художественном творчестве. При этом искусство Достоевский рассматривает как концентрированное выражение эстетического. Искусство — явление общественное. Вне общества оно теряет всякую значимость.
Отношение искусства к общественной жизни и наоборот, предназначение искусства, место эстетической деятельности человека в обществе — все эти проблемы подробно рассматриваются писателем прежде всего в «Ряде статей о русской литературе».
Писатель говорит, что вопрос об отношении искусства к общественной жизни породил «два враждебных лагеря» в литературе: сторонники «чистого» и утилитарного искусства.
Два лагеря — в борьбе. Достоевский обнажает суть взглядов противоборствующих сторон и выражает свое несогласие с теми и другими.
Суть «чистого»: «искусство служит само себе целью и в самой сущности своей должно находить себе оправдание» [1895, 9, 49]. Искусство сводится к проблематике вечного или вообще лишается всякой проблематики. Событийное, социальное — вне поля его зрения. Полное забвение идейности.
Суть утилитарного: «искусство должно служить человеку прямой, непосредственной, практической и даже определенной обстоятельствами пользой» [1895, 9, 50]. Здесь, по Достоевскому, отрицается свобода творчества. Ради какой-либо общественно значимой цели искусство направляется в своем развитии. Произведения искусства сводятся к проблематике событийного и социального, сегодняшнего и временного. Вечное и эстетическое забыто. На первом месте идейность. Художественность в самом лучшем случае имеет значение второстепенное. Самоценность искусства отрицается. Искусство — средство, рычаг для достижения каких-то общественных целей.
Достоевский показывает, как одни теоретики критикуют других. «Чистые» упрекают утилитаристов в уничтожении искусства как такового через пренебрежение к художественности, через отрицание свободы художественного творчества. Они говорят, что никаких предписаний искусству давать нельзя. Утилитаристы обвиняют «чистых» в отрыве от жизни.
Достоевский считает, что вопрос спора не совсем верно поставлен. Есть непоследовательность в тезисах того и другого лагеря. «Чистые» исходят из принципа свободы творчества. Но, справедливо критикуя произведения утилитаристов за их низкий художественный уровень, они, на деле, отрицают право обличительной литературы на существование. И тем уже стесняют свободу творчества Запрещают «обличать», т. е. касаться проблем первого и второго круга.
Утилитаристы отрицают право на существование «чистого» искусства. Но непоследовательность их не в этом, а в ином. Они исходят из принципа полезности. Но отрицая необходимость художественности, себе же приносят вред. Ибо художественно необеспеченные идеи не доходят по назначению. Ориентация не на талантливых, а на полезных приводит к тому, что искусство просто исчезает, остаются одни идеи, чаще всего не воспринятые.
Достоевский критикует «чистых» за непонимание того, что художник должен жить интересами народа. И, как минимум, не выступать с произведениями типа «Шепот, робкое дыханье...» в дни народных трагедий. Он признает их тезис о свободе творчества, но в то же время зовет художника ответственно пользоваться этой свободой.
В утилитаризме Достоевский не принимает поставленную во главу угла пользу, принудительно служебную роль искусства, художественную необеспеченность. Писатель не ставит под сомнение право каждого провозглашать свои идеи. Но если человек не способен провозгласить их в художественной форме, обеспечить их эстетически, то пусть он действует не от имени искусства. Пишет, положим, не роман, а брошюру, не картину, а плакат. Достоевский выступает не против направления в искусстве, а против художественно необеспеченного направления.
Касаясь творчества конкретного писателя, Достоевский говорил: «Прежде всего уверяем вас, что, несмотря на любовь к художественности и к чистому искусству, мы сами алчем, жаждем хорошего направления и высоко его ценим. И потому поймите наше главное, мы на Марко Вовчка нападаем вовсе не потому, что он пишет с направлением; напротив, мы его слишком хвалим за это и готовы бы радоваться его деятельности. Но мы именно за то нападаем на автора народных рассказов, что он не умел хорошо сделать свое дело, сделал его дурно и тем повредил делу, а не принес ему пользы» [1895, 9, 72].
