Воздушные шары пауков подошли полчаса спустя. Капитан, который стоял на вершине южного пика, вел их телепатически. Первый был посажен в дюжине футов от того места, где стоял Найл. На удивление, противный запах порифидов на самом деле вызвал чувство острой ностальгии. Прибывшие воздушные шары были вдвое больше нормального размера — это Найл когда-то настоял, чтобы они были построены для целей перевозки пассажиров. Масса ног и меха, которая выкатилась из такелажа, оказалась Грелем, сыном Асмака, и снова Найлу было жаль, что физически не возможно обнять паука.
Оказалось, что Асмак уступил просьбам своего сына и разрешил ему лететь встречать Найла, так как другие два пилота были квалифицированными ветеранами аэрофотосъемки, которые могли выручить его в случае каких-либо неприятностей. Пауки не вполне рассчитали силу северного ветра, их снесло в Долину Мертвых.
Четверть часа спустя все уже были на борту. Найл делил двухместную корзину с Грелем, мягкий, глянцевый мех, которого будил какое-то нежное чувство. Дно корзины было сделано из гибкого, прозрачного материала, выделяемого черными червями, живущими в Дельте. Материал этот имел странный маслянистый запах, подобный запаху герани.
Воздушный шар, несущий Тифона был на расстоянии в сто футов, так что они могли махать друг другу руками, а также Долине Прощай Благодать, оставшейся далеко в низу. Воздушный шар Найла тяжело закачался, когда его зацепил сильный поток ветра. Затем шар стабилизировался, так как он полностью погрузился в поток и быстро понесся в нем как по реке. На высоте приблизительно в две тысячи футов ветер стал не ощутим, и только облака неслись в вышине.
В этот момент Найл заметил птицу, уверенно летящую рядом с воздушным шаром, пугая Греля громким карканьем. Это был ворон. Из любопытства, что тот чувствует, Найл вошел в сознание птицы, та даже не заметила вторжения Найла в свою голову.
Тут же Найл погрузился в одно из самых замечательных переживаний в его жизни. Его сознание разделилось надвое: одна половина находилась в звуконепроницаемом и изолированном мире гондолы воздушного шара, другая — в ревущем хаосе снаружи.
Найл, фактически, обрёл две личности. На волнующей волне свободы, он понял внезапно, как бездарно люди тратят целую жизнь, пойманные в ловушку ограниченности своего сознания, настолько привыкая к своей тюрьме, что даже не замечают её.
В этом корень всех человеческих проблем. Каждый из нас столь приучен к наблюдению мира со своей единственной точки зрения, что почти не в состоянии представить себе иное, хотя миры других людей столь же реальны, как и наш.
Это в какой-то степени объясняло жестокость Мага. Он был двойным пленником: в его дворце, и в его голове. Не было никого, кого бы он любил, кому бы доверял, он был приговорен на всю жизнь к одиночному заключению. Один единственный миг раздвоения сознания, как это сделал Найл, находясь и в своей собственной голове и в вороне, возвратил бы ему его свободу и изменил бы его жизнь. Так могло бы быть, но он продолжал полагать, что он один во вселенной. Пребывая в этой иллюзии, он и умер.
В рамках этой же концепции Найл смог также найти ответ на другой вопрос, который его волновал: почему Маг был настолько жесток. Находясь в полной самоизоляции он убедил себя, что весь мир вокруг — его враг, и чтобы защитится нужно всех подмять под себя. Он полагал, что только жестокость и безжалостность могли гарантировать его выживание.
Карвасид пал жертвой общечеловеческого эгоцентризма. Почему пауки считали необходимым поработить людей? Потому что они нашли, что жестокость и нетерпимость — основная черта человеческого характера. Человек всегда их применял, когда надо было выжить.
Люди-хамелеоны отлично об этом знали. Близкие к природе, они понимали, что каждая скала, каждый корень дерева, каждая жила кварца воплощает силу жизни. И эта сила могла позволить себе быть доброжелательной, поскольку жизнь обладает бесконечной мощью. Те кто этого не понимают, обречены остаться пойманными в ловушку, и это приносит человеческой расе такие большие страдания.
Человек мог бы, наконец, понять, что он был главной причиной его собственных страданий и неудач. Привычка к эгоцентричному взгляду на всё и недостаток храбрости отбросить это, увлекали его в ловушку, приводили к конфликтам и взаимонедоверию. Поймут ли люди когда-нибудь то, что Найл теперь осознал, можно ли на это надеяться?
Казалось странно лететь через пространство со скоростью в шестьдесят миль в час, и знать, что только что нашел ответ на самую главную проблему человеческого существования.
Через полчаса, когда подлетели к Долине Мертвых, Найл заметил башню Сефардеса. Теперь приближались к области людей-хамелеонов. Совсем скоро они вернутся в город пауков, где Найл представит Тифона Смертоносцу-Повелителю и его совету. Он объяснит, что этот человек стал первым из тысяч новых подданных империи пауков. Пауки, конечно, приняли бы Тифона, поскольку они доверяли Найлу, чтя его как посланника Богини. Но удостовериться в их доверии не помешает.
Найл всё не мог успокоиться, он искал какой-нибудь способ, чтобы сообщить своим товарищам о той тайне, которую он только что понял. Сейчас он не мог даже представить себе, как к этому подступиться.
Ответ пришел сам собой через несколько минут, когда Найл увидел город пауков на горизонте, а также темно-синюю полоску моря за ним. Найл помахал, чтобы привлечь внимание Тифона, но Тифон смотрел вниз на пейзаж под ним. Тогда Найл послал телепатический сигнал, и когда Тифон посмотрел на него, указал вперед и сказал:
— Корш.
Тифон помахал в ответ.
— Замечательный!
Жесты Тифона ясно говорили о его полном восторге.
И тут Найл вспомнил, что есть прямой способ передавать мысли, более эффективный чем слова, с его помощью не составит труда раскрыть эту великую тайну всем.
Восемь часов спустя, рано утром, практически ночью, Найл проснулся, потому что ему ярко и отчетливо приснился Маг. Найл будто бы вернулся в лабораторию в Стране Теней. Она больше не пахла кровью, стены и потолок вымыты, даже еще немного влажные. Комната полна призраков, включая троглодитов и четырехногих грейдиков. Мага не было среди них, но когда он внезапно заговорил, его голос был ясно узнаваем. Он произнёс:
— Помогите мне.
— Где Вы?
— Я не знаю. Бока лишил мое тело жизни, и теперь я пропадаю.
Слово "пропадаю", наполнило Найла совершенно неожиданным чувством сострадания. Оно вызвало в воображении пустоту и одиночество.
— Что я могу сделать?
— Попросите, чтобы Тифон исполнил церемонию погребения и упокоил мой дух.
