Я так любил текучую грацию Роджера Желязны, его острое чувство движения в рассказе, что на этот раз я сделал попытку подражания его динамичности.
Как и для многих других, первой прочитанной мною вещью Желязны была «Роза для Экклезиаста». Как можно забыть этот звучащий голос рассказчика? Он вызывал в воображении романтический, смелый мир, увиденный глазами поэта. Я с жадностью следил за его карьерой, отмеченной романами и новеллами великой силы. Он был ярким светом в том горящем десятилетии, в шестидесятых.
Когда я познакомился с Роджером в 70-х, он оказался дружелюбным, остроумным, отзывчивым человеком. Мы стали друзьями, я бывал у него в гостях, мы часто обедали в Санта-Фе, когда я консультировал в Лос-Аламосе. Жадный ум, он всегда был в курсе последних мазков на великом полотне науки.
В последние полтора года его жизни я встречался с ним дважды, когда мы оба были почетными гостями на двух конференциях. Последний раз, в Айдахо, я увидел его таким же подвижным и забавным, как обычно, глаза так же блестели, хотя он и казался изможденным. Его дух был так тверд, что я не мог серьезно предположить, что он уйдет от нас так быстро.
Любая смерть что-то отнимает у нас. Среди сообщества фантастов мне страшно не хватало Роберта Хайнлайна и Терри Карра, и после их смерти они целый год мне снились. С Роджером было то же самое: мне снилось, что я лечу куда-то с ним, всегда в великолепном солнечном небе, с далекой огромной перспективой.
Поэтому, когда меня попросили написать рассказ в его память, я взял несколько идей из своего запаса и попытался посмотреть, что бы сделал из них Роджер. Он одинаково любил простоту и роскошь, и я придумал персонаж, в чем-то похожий на Роджера, уютно чувствующий себя в своем изобильном мире, которому приходится бежать и лететь через полную чудес галактику, которая понравилась бы Роджеру. Было очень радостно путешествовать с ним последний раз.
Майкл А. Стэкпол
АСГАРД АНЛИМИТЕД
В «Князе света» сказочные технологии делают из смертных людей настоящих богов. В иронической сказке Майкла Стэкпола забытые боги используют современные средства масс-медиа для собственных целей.
Если отвлечься от вороньего помета на плечах, Один выглядел совсем неплохо в костюме от Армани. Удачной деталью были синие, в тон костюму, искорки на повязке, закрывающей глаз. Один и раньше был франтом, но даже меня поразило, как быстро он освоился в новых временах.
Глядя сверху вниз с составного видеоэкрана, он казался намного выше, чем в жизни. Один изобразил улыбку, которой хотел очаровать зрителей, но в Валгалле решили, что улыбка предназначена им. Если им нравилось так думать, я не видел никакого смысла разочаровывать их на этот счет. Мне было слишком хорошо, и я хотел себя побаловать.
Я стоял в Гранд Фойер в Валгалле, улыбаясь творению рук своих. Массивные стальные копья были связаны вместе, образуя столбы и стропила, придавая огромному залу тот древневоинственный дух, которым бредили все архитектурные журналы. В старой Валгалле крыша была сделана из щитов, я же отлил их из лексана так, что они стали пропускать свет днем и позволяли людям, допущенным в верхние ярусы, любоваться звездами ночью. Тщательно отделанные подсвечники в виде мечей прятали в себе галогеновые лампы, которые круглые сутки освещали нижние ярусы немигающим светом.
Старые изношенные деревянные скамьи, изъеденные молью гобелены и сильно потертые звериные шкуры были заменены более современным скандинавским декором. Щиты, мечи, копья и доспехи по-прежнему фигурировали в интерьере, но лишь потому, что люди к ним привыкли. Одним из важных аспектов новой Валгаллы была возможность каждому отождествить элементы декора с теми вещами, которые были им наиболее знакомы, — образно говоря, мы дали каждому по иконе.
Валгалла была так красива, что вряд ли кто-нибудь отказался бы прожить там целую вечность. Одним из наших главных аттракционов были валькирии. Мне стоило немалых трудов уговорить Одина вывести на обозрение и мужчин, одетых в аналогичное короткое облачение, и тем самым предложить кое-что и для женской части потребительского рынка. В конце концов он сдался после того, как я убедил его придумать название для этого «мясного пирога». Валианты — «отважные» — отныне стали одной из наших наиболее популярных достопримечательностей.
Надо сказать, что Один отнюдь не был реакционным элементом среди Асов. Уже первый брифинг, на который я собрал всех около года назад, показал, что Один уже начал адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам. Ансамбль от Перри Эллиса, в который он был одет, вышел из моды всего за один сезон до того, но его покрой был достаточно консервативным, чтобы поддержать дух патриархального благородства, всегда являвшийся отличительной чертой Одина.
Остальные приспосабливались чуть медленнее, но так оно повелось испокон веков. В тот момент, когда я вошел в комнату, Тор, облаченный в камуфляж коммандо, начал великолепно имитировать рыбу, выброшенную на берег и хватающую ртом воздух. Тир заметил мое появление, но тут же вернулся к изучению биомеханического протеза, заменившего его правую руку. Он сжимал и разжимал кулак синхронно с движениями рта Тора.
Что же касается Хеймдалля, так он веками изводил меня своей язвительностью.
Тор обрушил кулак на стол для заседаний, распугав короедов и отколов несколько щепок.
— Что он здесь делает? — Древесная пыль поднялась облаком, оседая на рыжей бороде Тора. — Это его хитрость сплела все эти иллюзии, маскирующие подлинную сущность Асгарда.
Один медленно покачал своей седой гривой.
— Мы собрались здесь из-за Локи, а значит, его место с нами.
Маленькие молнии выскочили из глаз Тора, когда он бросил взгляд в мою сторону.
— Это обман, Один Вал-отец. Он — тот, кто совершил убийство Балдура. Он стал причиной Рагнарёка, в котором мы все погибли…
— Да неужто, Громовержец? — Я улыбнулся и занял свое место за ромбовидным столом напротив Одина. — Я вызвал Рагнарёк?
— Не пытайся отрицать это. — Тор сложил на груди руки. Его бугристые мышцы рискованно испытывали на прочность синтетическое волокно куртки. — Мы знаем, что это так. Мы со змеем убили друг друга. Один погиб в пасти Фенриса, а Тир убил адского пса Гарма, но и сам был убит им. Хеймдалль убил тебя, а ты — его.
Я позволил себе ухмыльнуться, и, когда Один без улыбки кивнул мне, каждый из моих братцев готов был наброситься и растерзать меня на части.
— Откуда тебе это известно, Тор? Ты разве помнишь, как крушил змея Мьёльниром? А ты, Тир, помнишь ты зубы Гарма? — Моя ухмылка немного потухла, когда я посмотрел на Хеймдалля. — А ты, помнишь ли ты адскую боль, когда мой меч вошел в твои кишки?
