Журнал вышел в конце января, но к тому времени меня уже преследовали полицейские и репортеры, поэтому я переехал, так и не увидев экземпляры «Сигнатуры», отправленные по моему старому домашнему адресу. Впервые журнал попал мне в руки лишь пятнадцать лет спустя – его подарил мне приятель, который случайно обнаружил экземпляр «Сигнатуры» в букинистическом магазине на Миртл-авеню в Бруклине. С редактором я больше не разговаривал, а в начале 2000-х годов случайно узнал, что он погиб в автокатастрофе на Западном побережье летом 1990-го.
Лора назвала бы предзнаменованием и участь журнала, и участь моей литературной карьеры. Я больше никогда и нигде не печатался, хотя еще некоторое время продолжал писать.
Профессора Джозефа Видера убили в его собственном доме спустя несколько дней после нашего с ним ужина, в ночь с 21 на 22 декабря 1987 года. Убийцу так и не нашли, хотя следствие велось долго и упорно. В силу ряда причин, изложенных ниже, я был одним из подозреваемых.
Кто-то однажды сказал, что у повествования на самом деле не существует ни начала, ни конца – они выбраны рассказчиком произвольно, как отправные точки для того, чтобы представить читателю события, начавшиеся гораздо раньше и окончившиеся позднее.
Теперь, двадцать шесть лет спустя, моя точка зрения на происшедшее изменилась. Правда о событиях тех месяцев открылась мне не в процессе переосмысления воспоминаний, а неожиданно, как шальная пуля.
Впоследствии я долго размышлял, как и почему расстроились наши с Лорой отношения, а вместе с ними и вся моя жизнь – та, которую я себе тогда воображал. Скорее всего, это произошло в тот день, когда Лора, не прощаясь, исчезла из дома – на следующий день после убийства Видера. Больше я ее никогда не видел.
Вообще-то, все изменилось к худшему сразу же после моего ужина с профессором.
Подобно тому как на заснеженной вершине горы резкий звук или упавший камень может вызвать лавину, сметающую все на своем пути, так и пустячное событие изменило все мои представления о Лоре и, в сущности, о себе самом.
В те выходные я решил поехать в Нью-Йорк с Бенни Торном, моим приятелем. Он попросил меня помочь перевезти кое-какие вещи и предложил заночевать у него. Бенни переезжал в меблированную двухкомнатную квартиру, и ему надо было сдать на хранение то немногое, что не удалось распродать. Лора, не желая оставаться в одиночестве, сказала, что поедет к подруге, а заодно и поработает над диссертацией. Подругу звали Сара Харпер, она жила в Роки-Хилле. Работа над профессорской библиотекой приближалась к концу, и я решил не приходить к Видеру в выходные перед Рождеством.
Однако в тот день Бенни, загружая вещи в фургон, поскользнулся и сломал ногу за час до того, как должен был заехать за мной. Разумеется, он за мной не заехал и на телефонные звонки не отвечал. Я оставил сообщение на автоответчике и вернулся домой ждать его звонка. Спустя час, когда Бенни наложили гипс, он позвонил мне из больницы и сообщил об изменении планов – вместо того чтобы ехать в Нью-Йорк, мы решили сдать вещи на склад у аэропорта.
Я позвонил на склад, узнал, что месячная аренда обойдется в двадцать долларов, погрузил вещи в фургон, отвез их на склад и вернул фургон в автопрокат. На это ушел весь день. К тому времени, как Бенни приехал на такси из больницы, я заверил его, что все в порядке, и пообещал сходить в магазин за едой.
Лора не дала мне номера телефона подруги, поэтому я не мог сообщить ей, что поездка в Нью-Йорк отменилась. Я решил оставить ей записку в профессорском особняке, на случай если она туда зачем-то заглянет. Ключи от дома Видера мы обычно хранили на комоде, в банке с мелочью. Я собрался уходить, но тут в дверь позвонили.
На крыльце стоял молодой человек, по виду – мой ровесник, высокий, тощий и какой-то взъерошенный. Несмотря на снег и холод, незнакомец был одет только в твидовый пиджак, а шею обвивал красный шарф, на манер французских художников. Молодой человек сунул руки в карманы вельветовых брюк и удивленно уставился на меня.
– Вы к кому? – спросил я, думая, что он ошибся адресом.
Он вздохнул и грустно посмотрел мне в глаза:
– Да так…
– Нет уж, скажите.
– Я Тимоти Сандерс, мне нужна Лора.
Я растерялся, не зная, что делать. Можно было захлопнуть дверь перед его носом. Нет, лучше сначала обругать, а потом захлопнуть дверь. А может быть, пригласить в дом, чем-нибудь отвлечь, вызвать полицию и обвинить его в назойливых домогательствах?
Как ни странно, вместо этого я спокойно сказал:
– Лоры нет дома. Может быть, все-таки зайдешь? Я – Ричард, ее бойфренд.
– Я… – Он осекся, вздохнул, огляделся – на улице смеркалось – и, стряхнув снег с ботинок, вошел в дом и остановился посреди жилой комнаты. – А у вас уютно.
– Хочешь кофе?
– Нет, спасибо. Можно закурить?
– В доме мы не курим. Давай выйдем во двор, я тоже покурю.
Я открыл стеклянную дверь во двор. Сандерс вышел следом за мной, порылся в карманах, вытащил смятую пачку «Лаки страйк» и прикурил сигарету.
– Слушай, Лора мне про тебя все рассказала, – начал я.
– Ну конечно, – вздохнул он.
– Жаловалась, что ты ей проходу не даешь. Я знаю, ты к нам несколько дней назад приходил, когда меня дома не было.
– Неправда, – робко возразил он.
Он так глубоко затягивался сигаретой, что докурил ее до фильтра в четыре-пять затяжек. Руки у него были неестественно бледные, будто восковые, с тонкими длинными пальцами.
– И в Нью-Йорк вы вместе ездили, – добавил я.
Он помотал головой:
– Нет, тут какая-то ошибка. Мы с Лорой в Нью-Йорк ни разу вместе не ездили. Я сам там с прошлого лета не был, с родителями разругался. И вообще, я последние два месяца в Европе провел.
Все это он произнес, глядя мне в глаза, совершенно обыденным тоном – так говорят об очевидных вещах, к примеру о том, что Земля круглая.
Внезапно я проникся уверенностью, что он сказал мне правду, а Лора все это время лгала. Меня замутило, и я торопливо погасил сигарету.
– Ну, я пойду, – сказал он.
– Да, пожалуй, – кивнул я, сообразив, что расспрашивать его дальше – лишь нарываться на унижение.
В дверях он остановился:
– Ох, прости, пожалуйста… Похоже, я что-то не то сболтнул. В общем, наверное, это просто недоразумение, все уладится, вот увидишь.
Я согласно кивнул. Мы попрощались.
Захлопнув за Сандерсом дверь, я вышел во двор, выкурил одну за другой несколько сигарет. Холода я не чувствовал, думал только о Лоре – о том, как она мне врала. Я вспомнил один из первых вечеров, когда мы с ней стали близки… мы сидели на диване, я перебирал ее волосы, восхищаясь их мягкостью и пышностью. Сейчас меня трясло от злости; я пытался сообразить, как отыскать адрес Сары.
Потом, неизвестно откуда, во мне возникла уверенность, что Лора сейчас не у подруги, а в доме Видера, хотя ключей от профессорского особняка она с собой не брала. Я сам взял их с комода и положил в карман перед тем, как явился Тимоти Сандерс. Не знаю почему, но я решил, что если сейчас поеду к Видеру, то застану их с Лорой вместе. Все, абсолютно все было обманом – извращенным, жестоким обманом, придуманным Лорой и профессором неизвестно для чего – наверное, для очередного дурацкого эксперимента.
Наверняка они все это время смеялись надо мной, исследовали, как безмозглую морскую свинку. Может быть, и работа в профессорской библиотеке тоже обман, необходимый для того, чтобы зачем-то удержать меня в доме. Неожиданно все события последних месяцев предстали в совершенно ином свете. И как я сразу не сообразил, что все сказанное Лорой – вранье?! Это и дураку ясно!
Я вызвал такси и отправился к профессору Видеру домой. Метель не прекращалась.
На этом отрывок заканчивался. Я аккуратно сложил страницы, рассыпанные по журнальному столику. Часы на стене показывали 01:46, глубокая ночь. Я читал, не прерываясь, больше двух часов.
Что представляла собой рукопись Ричарда Флинна?
Запоздалое признание? Неужели он – убийца профессора Видера, который каким-то образом обвел полицию вокруг пальца, а теперь решил исповедоваться? В присланной заявке упоминался объем рукописи – 78 тысяч слов. Похоже, после убийства много всего произошло, потому что о самом преступлении говорилось в первых главах.
Я плохо представлял себе точную последовательность событий, но отрывок, случайно или намеренно, завершался тем, что Ричард, убежденный в Лорином обмане, отправился к Видеру в ту самую ночь, когда Видера убили. Значит, он оказался в доме профессора перед самым убийством. Может быть, он застал Лору и Видера вдвоем? Может быть, это было убийство из ревности?
А может быть, Ричард Флинн не убивал профессора Видера, а лишь много лет спустя догадался, что произошло, и в рукописи раскрывается имя настоящего убийцы? Может быть, убийца – Лора Бейнс?
Я с трудом успокоился, – в конце концов, автор сам обо всем расскажет в своей рукописи, – допил кофе и ушел спать с твердым намерением попросить у Флинна полный текст романа. Книги о реальных преступлениях были очень популярны, особенно те, в которых описывались нераскрытые убийства. В свое время Видер был знаменитостью, да и «Гугл» мне подсказал, что профессора до сих пор считают одной из важнейших фигур в истории американской психологии. Ричард Флинн писал гладко, чтение захватывало. В общем, я был почти убежден, что рукопись следует приобрести, потому что издатели за нее хорошо заплатят.
