Вадим Панов - Непостижимая концепция

«Какой я?»

— Доложите обстановку!

— Вертушка сгорела, мы заняли позицию на опушке леса, — устало ответил Петелин. — Требуется эвакуация.

— Сколько вас?

— Пятеро. — Короткая пауза. — И пять тел.

— Где полковник Шишкин?

— Погиб.

— Бергер?

— До сих пор на Фабрике.

— Кто приказал начать операцию?

— Шишкин.

На той стороне негромко выругались, после чего чуть тише добавили:

— Продержитесь два часа, помощь идет.

— К ним тоже, — угрюмо заметил капитан Тихонов, кивая на дорогу. — Укрепляются.

Петелин резко обернулся, рассчитывая увидеть вооруженный конвой, а разглядел лишь четыре телеги, медленно приближающиеся к бетонным преградам. К квадратным глыбам, щербатым от пуль, что грызли их несколько минут назад; выпачканным брызгами крови; теплым от взрывов гранат. У третьего блока слева срубило Сокола, там осталась его «мотыга». Но сидящие в телегах люди ничего об этом не знали. И не факт, что открывающие ворота серые им об этом расскажут.

— Это не подмога, — угрюмо произнес Петелин. — Они приехали за едой.

Жизнь продолжалась.

— Тара думала, что все поняла, поскольку мыслила кубиками, готовыми формами, — медленно произнес Химик, глядя на вышедшего из-за ясеня Бергера. Глаза фабричного стали обыкновенными чуть раньше, когда порожденная ими тьма доглодала девушку. — Тара мыслила так, как требует от вас мозг. Ты ведь знаешь, что мозг — большой лентяй, не так ли?

— Читал об этом.

Расправа не произвела на Бергера особенного впечатления: он знал, что Химик сильнее Тары; но вот философских высказываний не ожидал.

— Поэтому Милостивый Владыка запрещает записывать постулаты: заставляет тренировать мозг, не позволяет успокоиться.

— Чего не поняла Тара?

— То, что я — это место; это место — я. Все, что ты видишь вокруг, — это мир, создавший меня из себя, ибо в нем было слишком много меня. Мы уткнулись в ничто, извернулись, сплелись, напитались, стали сильными, но оказались втиснутыми в бойлерную. Я создатель этого мира, его господин и раб. Я все и никто, но не понимаю: какой я?

— Ты можешь говорить по-русски?

— Ты не удивился, — медленно произнес Химик. — Я показал тебе место Силы, показал часть ее возможностей, упомянул Владыку… Тебе было интересно, безумно интересно, но ты не удивился. — Пауза. Жесткий взгляд впивается в Федора. — Я не один!

Конечно, нет.

Этнограф потер виски, после чего ответил Химику не менее жестким взглядом:

— Мы прогнозируем существование восьми Точек Отражения.

— Что это такое?

— Они же «аномалия ноль», — добавил Бергер.

— Что это?

— Восемь Врат — восемь зон. Энергии оказалось так много, что хватило не только на создание переходов в другие миры — часть ее вырвалась за пределы Станции и связала точку Земли…

Пауза. Очень долгая пауза.

— С чем? — не выдержал Химик.

— Мы не разобрались, — честно признался этнограф. — Энергетический поток подвергся воздействию, должен был исчезнуть, развеяться, но вместо этого возникли замкнутые, переполненные энергией лакуны, внутри которых нарушены все возможные законы мироздания. Точнее, не нарушены, но поставлены в зависимость от желания… Гм… От желания тех, кто управляет…

И снова пауза. На этот раз еще длиннее, однако на этот раз фабричный не ждал продолжения. Он его знал.

— В каждой Точке живут мои братья.

— Восемь Врат в другие миры, восемь Точек Отражения, восемь прелатов, — угрюмо подтвердил Бергер. — Точнее…

— То, что от нас осталось, — не менее мрачно закончил Химик. И криво улыбнулся: — Я знаю, что мертв.

— А некоторые не знают. Или мстят за то, что мертвы. Или за то, что принесли себя в жертву. Некоторые…

— Замолчи!

— Некоторые потеряли веру и несут зло, — закончил Бергер. — Извини, Химик, но далеко не все твои братья пытаются осмыслить самый короткий постулат Владыки.

— Что ты еще знаешь о нас? — посопев, осведомился фабричный лидер.

— Проявления в каждой аномалии разные, но в основе Точек лежит одна концепция, понять которую мы пока не в силах.

— Даже Патриция?

— Даже Госпожа, — подтвердил Федор. И тут же с гордостью добавил: — Но одну Точку мы уничтожили.

— За что?

— Превышен допустимый уровень агрессии.

— Не поняли, но убили, — вздохнул Химик.

— Главное, что у нас получилось. Точка несла слишком большую опасность, гибли люди.

— Не рассказывай мне о гибели, — попросил фабричный. — Ни мне, ни Патриции. Мы знаем об этом лучше тебя.

— Тогда расскажи, что ты теперь такое? — предложил Бергер.

— Ты ищешь не там, — качнул головой Химик. — Нужно узнавать не что я, а какой я? Какие мы? Ибо это даст ответ на вопрос: для чего мы? — Резкий взгляд и вопрос, будто удар хлыста: — Неужели не понял?

— Мы оба пытаемся постичь то, что лежит за гранью нашего понимания, — тихо и медленно ответил Федор.

— «Концепция Добра — свеча во мраке», — тихо произнес Химик. — Это единственный постулат Милостивого Владыки, который оказался не по зубам многим прелатам. А он улыбался и говорил, что нет ничего сложнее, чем разгонять мрак. — Пауза. — Я хочу постичь концепцию, которая ускользала от меня все эти годы. Я хочу узнать, смогу ли я стать тем, кем еще не понимаю? Сможет ли мертвая свеча гореть там, где отказываются полыхать живые?

— Я расскажу об этом Госпоже, — пообещал Федор.

— Спасибо, — улыбнулся Химик и повторил: — Спасибо.