Кононов совершенно взмок, пока нашел то, что искал. А когда нашел – сразу же забыл обо всех своих страхах и разных печальных мыслях, навеянных этим городом мертвых. Перед ним, за высокой витой оградой, возвышалась в тени старой сосны черная мраморная плита. Ни фотографии, ни портрета, только надпись потускневшими золотыми буквами: «Матюнин Петр Григорьевич». И даты, между которыми вместилась вся жизнь: «1898 – 1964». Могила густо поросла ирисами и «анютиными глазками», но не выглядела неухоженной. Внутри ограды, в углу, были врыты в землю круглый железный столик и скамейка, и под скамейкой лежал веник.
Оглядевшись по сторонам, прислушавшись и ничего не услышав, Кононов разогнул и вытащил заменявшую замок проволоку и, открыв калитку, ступил на территорию, где покоился прах неведомого ему Матюнина. Поставил сумку на столик и достал из нее позаимствованный в универмаге перочинный нож. Еще раз огляделся и прислушался – тихо-тихо шумели сосны, – зашел с тыльной стороны надгробия и, присев на корточки и упираясь спиной в ограду, принялся рыть ножом землю у самой плиты. Хотелось верить, что Сулимов ничего не напутал и, тем более, не обманул.
Маленькое лезвие не очень подходило для такой работы, пот заливал Кононову лицо, капал с кончика носа – не от физического напряжения, а, скорее, от волнения, но он был упорен в своих намерениях. Он копал и копал, отгребая землю свободной рукой, – и наконец докопался! Зашуршал под ножом полиэтилен, Кононов утроил свои усилия и вскоре извлек из земли пакет, крест-накрест перевязанный веревкой. Веревка не сгнила – значит пакет находился тут не так давно. « Ура! – возликовал Кононов, силясь перепилить веревку своим тупым ножом. – Да здравствует дон Корлеоне и седьмой отдел!»
Пакетов оказалось целых три, они были вложены один в другой. Кононов заглянул внутрь и слегка дрожащими пальцами вытащил пачку красноватых, с белым полем купюр, стянутых резинкой для волос. Ильич присутствовал и там – воистину, он был вездесущ! – в виде чеканного профиля, не такой революционно – (или кроваво-?)-красный, как на уличной «рекламе», но все-таки красноватый, в тон купюре. Напротив медальона с профилем разрушителя старого мира колосился герб СССР с придавившими весь земной шар серпом и молотом и нависшей над оторопевшей планетой пятиконечной звездой, а между вождем и гербом лесенкой скакали надписи: «Билет Государственного Банка СССР. Десять рублей».
Десять рублей образца тысяча девятьсот шестьдесят первого года. Это были весьма солидные деньги. Весьма.
Истекающий потом Кононов прикинул, сколько может быть в пачке таких «ильичей» – судя по толщине, никак не меньше сотни, – потом вытряхнул на землю все содержимое полиэтиленового сейфа. Пересчитал пачки. Всей спиной привалился к ограде и вытер ладонью лоб. Пятнадцать пачек. Пятнадцать пачек по тысяче. Пятнадцать тысяч рублей. Вполне достаточно, чтобы считать себя новым Корейко... Таких денег у Кононова никогда не было – ни в старые, ни в новые времена.
Умиротворенно шуршали сосны, солнечные лучи игриво постреливали сквозь кроны, безмятежно синело небо, такое чистое, словно его отмыли стиральным порошком из телерекламы... хотя о том, что такое телереклама, граждане Страны Советов тоже еще не знали.
Кононов встрепенулся, подхватился, ринулся к столику, извлек из сумки новенький, добытый в универмаге пакет. Торопливо побросал туда перехваченные резинками пачки, пакет засунул в сумку, но тут же вновь достал, вытащил из-под резинки несколько купюр, перегнул пополам и спрятал в карман джинсов. Потом сгреб ногой землю обратно под плиту, утрамбовал подошвой, подобрал чужие пакеты и тоже спрятал в сумку, решив выбросить их в первую же попавшуюся урну. Вновь вытер потный лоб и, подхватив сумку, резвым шагом пустился в обратный путь к кладбищенским воротам, уже не обращая внимания на фотографии, памятники и кресты. По словам Сулимова, следственные органы должны были изъять эти деньги отсюда только в октябре, но мало ли что... Лучше уж не рисковать: забрал – и ходу!
Сумка на плече уже не болталась из стороны в сторону, ощущалась в ней этакая приятная тяжесть, и только теперь Кононов прочувствовал вкус расхожего высказывания о том, что деньги нужны не для того, чтобы их копить, а для того, чтобы не думать о них и быть свободным. Эти пятнадцать тысяч – при средней зарплате населения не более ста пятидесяти рублей в месяц, а то и меньше – позволят ему обзавестись паспортом и несколько лет жить без проблем, как лилии, как птицы небесные...
А ведь это еще не все, далеко не все. В памяти машины времени, как в органайзере, хранились сведения о других тайниках в разных городах страны, тайниках, которых еще не было, но которые должны были появиться в ближайшем будущем. Кононов не знал, откуда Сулимов раздобыл всю эту информацию – дон Корлеоне не ссылался на источники, – но собственное мнение на сей счет у него имелось, и оно с большой долей вероятности могло быть правильным. Седьмой отдел, судя по всему, имел доступ к архивам правоохранительных органов и сведения о тайниках добывал из уголовных дел.
Поживилась где-то денежками шайка-лейка какого-нибудь Васьки Косого или даже и не шайка-лейка, а какая-нибудь вполне солидная бригада расхитителей социалистической собственности – и кто-то кое-что припрятал у могилы любимого дядюшки. На время, пока не утихнет шум. Или на черный день. А потом доблестные работники милиции накрывают шайку-лейку, преступники колются – и деньги с кладбища изымаются. Все запротоколировано: и местонахождение тайника, и суммы...
Кононов вспомнил, как в бытность свою грузчиком универмага неоднократно наблюдал процедуру доставки главных бухгалтером денег в банк, расположенный в двух кварталах от магазина, на площади Ленина. Бухгалтерша шла по людной улице со своей маленькой дамской сумочкой, а за ней катил железную тележку грузчик дядя Саша – и на тележке этой лежали у всех на виду брезентовые мешки с деньгами, завязанные веревочками. Подходи и бери! Но никому из прохожих и в голову не могло прийти, что в этих выставленных на всеобщее обозрение небольших мешках – деньги. И весьма немалые деньги – дневная выручка универмага... Но он-то, принятый на временную работу грузчиком студент истфака Кононов, это знал! И другие грузчики знали. И кто-то из них мог поделиться этими любопытными сведениями еще с кем-нибудь, например, с дружбаном Васькой Косым – а потом получить свою долю за наводку.
Может быть, эти пятнадцать тысяч и перекочевали к могиле Петра Григорьевича Матюнина именно из универмага.
В октябре их должны были обнаружить и вернуть государству – но теперь не обнаружат и не вернут. Вмешательство в прошлое? Несомненно. Только ни государство, ни прошлое даже не почешутся от такого вмешательства. Так говорил Сулимов, и так же думал сам Кононов.
