Они вырвались на какой-то чуть более расширенный простор так же неожиданно, как до этого оказались в теснине. Зверь, от которого они убежали на развилке, теперь явственно находился справа, и близко… Управление – незаметно для всех – стало коллективным, теперь и Наташка, и сам Ян, и даже Чолган в некоторой, пусть и слабой, мере управляли машиной. А руки командира сжали джойстики, и нижнее орудие два раза ударило… Собственно, выстрелить нужно было только раз, потому что машина так дернулась, что прицел почти наверняка сбился, и второй луч, оставляя за собой дымную дорожку, ушел в сторону. «Не попал», – прокомментировала Наташа.
Они теперь разгонялись, скорость – вот во что вкладывал Чолган свои силы и необычные способности. Командир развернул нижнее орудие, снова пальнул. Удар пришелся лишь в сторону чудища, но… снова никакого поражения цели заметно не было. А верхней пушечкой он стал отбиваться от какой-то твари, которая… Она размножилась, разъединилась на три или даже на пять фрагментов, причем все они оставались единым созданием, составляли что-то общее, очень опасное, вот только действовать могли каждый по своему разумению. Это было хуже, чем в каком-нибудь кошмаре. Да и реальнее это выглядело, чем любой кошмар.
Так, стреляя и разгоняясь, они рвались вперед, уже снова, как глоток воздуха после долгого пребывания под водой, ощущая впереди простор. Теперь им бы еще найти место, где у них появится возможность прыжком вернуться в привычный мир, вырваться из этого Чистилища. Янек попробовал его искать, но Наташа на него прикрикнула: «Ян, ты решительней действуй, ищи, как воду в пустыне, а не как собирают осколки стекла с паркета!»
Слов, конечно, в ее сообщении было меньше, но образность от этого ничуть не пострадала. Хотя за идею осколков стекла, которые приходится собирать голой рукой, боясь пораниться, Янек ухватился. Он стал искать решительней, будто бы и впрямь уже не опасался порезаться. И нашел, только это были не осколки, а клубы какого-то цветного прозрачного пламени, словно застывшие в пространстве, в котором они зависли, как нечто и в самом деле физически существующее.
«Нижняя пушка пуста», – доложил Блез, бросив правый джойстик. «Звери не ушли и совсем близко за нами», – добавила Наташа. Командир положил правую руку в управляющую нишку, левую он с джойстика не снимал, хотя уже не стрелял. «Беру управление, спасибо, Нат», – он и в самом деле был теперь способен управлять, пожалуй, даже точнее Виноградовой, ведь его этому учили куда дольше и старательней.
– Теперь мы дома, – произнес Чолган вслух таким тоном, что стало ясно: последние рывки для разгона он делал всеми отпущенными ему силами. Про себя он подумал, но его все равно прочитали: «Какая же хрень, так-растак, все эти лабиринты!..»
«Собственно, этот… приборчик, то есть топливный бак с нашим пси-зарядом, уже давно показывает, что мы все на нуле», – отозвался Блез.
– А что было бы, если бы те неведомые чудища нас догнали? – опять вслух спросила Наташа.
И в этот миг они действительно прыгнули назад, в мир, откуда пришли. А Чистилище за их машиной стало на глазах схлопываться, очень быстро сворачиваться, пока не превратилось в точку, которая, повисев бесконечно долгое мгновение, вовсе пропала. Они оказались в тренировочном зале своей школы. Вот только прочувствовать это в полной мере сил у них уже не осталось.
Ромку вырвал из сна звук тревоги. Удивительно, но эти тревоги, которые были необходимы в прежние времена, когда они занимались действительными антигравитационными тренингами курсантов и их учебными полетами, сейчас казались немыслимыми. Прежде аварии могли происходить, особенно на летном поле, где курсанты приподнимались в тщательно контролируемом пространстве, болтались в воздухе строго определенное время, а потом возвращались в приемные механические захваты. Но теперь-то – что могло случиться?
В школе уже давно не летали, вся огромная, чрезмерно насыщенная техникой инфраструктура простаивала, многих инструкторов разбросали по другим, прямым своим делом занимающимся школам, даже техперсонал подсократили, потому что действительно летающих антигравов обслуживать не приходилось. Весь состав, подчиненный Мзареулову, занимался всего двумя группами – Келлерман с Мирой Колбри и его, в которой имелось только два экипажа, Костомарова и Блеза Катр-Бра. Но ведь тревожный зуммер гудел, надрываясь!
Ром встал, нашел пластмассовую блямбу над входной дверью, откуда исходил звук. Размышляя, что же могло произойти и стоит ли, не обращая внимания на эту дурацкую тревогу, принять душ, он обозрел свой кубрик, как назывались комнатки техперсонала в школе. Ну что кубрик? Как в какой-нибудь дешевой гостинице: кровать, стол, стул и кресло, кувшин из литого стекла с крышечкой, в который он по весне иногда ставил скудные северные цветы после прогулок в дальний угол летного поля. Холодильник на всякий случай, навесной обогреватель, большое окно и два шкафа, один с его одеждой, форменной и штатской, и второй для белья, с выдвижными ящиками для всяких носков-маечек-трусов-документов и иногда – для полузапрещенной на территории школы бутылки водки или бренди.
Наконец он решился, подошел к компу, включенному одновременно и в общую интернетскую сеть, и в сеть внутреннего пользования, оживил экран. У него был неплохой планшетник, тот сейчас показывал только какую-то новостийную галиматью по внешней связи, внутренняя стояла в затишье. Это его убедило, он сходил в душ, как следует вымылся, с удовольствием, не торопясь, потом, в пику всем начальникам или охране, которые устроили тревогу, приоделся в короткие джинсовые брючки откровенно летнего пошиба, едва ли не шорты, и в майку с игривой красоткой на груди «Поймай меня!», он не помнил, откуда она у него появилась. Потом все же передумал и поменял ее на строгую темно-синюю в черных полосах тельняшку. И лишь поверх нее набросил форменную серую куртку с нашивками инженерной службы.
За окном мела вьюжка, не настоящая, какие тут, в Приполярном Урале, бывают. Снежок едва ли не благодушно посверкивал под лампами вдоль расчищенных солдатиками внешней охраны и курсантами-салажатами аллей и, конечно, на соснах, елках и лиственницах, которые попадали под этот свет или под высокие софитные гирлянды. Вблизи корпусов почти не было неосвещенных мест, зимние ночи тут бывают долгими.
В коридоре никого не оказалось, он потащился сначала ко входу в здание, потом передумал, спустился в подземный переход до технического корпуса, раздумывая, что как-то странно получается – он еще никого не встретил. Коридор был ярко освещен и тянулся почти на полкилометра – для безопасности, потому что когда антиграв взрывался, а такое в истории школы случилось дважды, сила взрыва была сравнима с действием небольшой вакуумной бомбы. Он шел и начинал понимать, что чувство тревоги, вызванное не самим сигналом, а вот именно этим безлюдьем, нарастает. Под конец он почти бежал, хотя старался сохранять спокойствие.
