Отвернулся Иван Семенович от сердитого ветра, сам сердитый, насупленный, и стал дергать желтый ус.
Только что повздорил с дочерью. Ну, ладно, медициной занялась, Андрюшку Корнева вылечить взялась… Самовнушение с помощью всяких выдумок… Хорошей вам погоды да удачи! Иван Семенович сам украдкой, без Анки, к больному наведался. Посидел, ссутулясь, покряхтел, погладил жесткой рукой ему голову и ушел. Хороший парень, жалко… Чудно, а может быть, и выскочит с помощью сказки своей. Ладно! Но зачем же об этом всерьез? Зачем старика-отца актерствовать заставлять, зачем его инженерное имя впутывать? Видите ли, пациенту техническое признание требуется! Признание чего? Горячечного бреда? Моста через Северный полюс? Старый инженер Седых перед отъездом на работу в Министерство должен свое имя рядом с прожектёром поставить, словно и у него сотрясение мозга!.. Нет уж, увольте! Решили касторкой или еще чем человека лечить — так и пользуйтесь этим сами. Ежели нужно его на руках через льды нести — готов. Но скандалиться — увольте!
Иван Семенович грозно надул щеки. “Увозить надо Анку скорее, — думал он, глядя, как спускается она с мостика по трапу. — Если парень даже и выскочит, так ведь на ногах ему уже не стоять… Что ж красавицу такую к мужниной коляске, что ли, приставить? Увозить надо девку скорее… И так уж много дней потеряно. Пришлось в порт Дальний завернуть, прибуксировать поврежденное бомбежкой судно, китайское. Теперь скоро Владивосток, передача там “Дежнева” новому капитану…”.
Аня шла по палубе навстречу Кандерблю и Сурену Авакяну, о чем-то жарко спорившим.
Следя за ней из-под насупленных бровей, Иван Семенович недовольно хмыкнул: “И этот еще американец навязался на седую голову. Не пожелал в Дальнем сойти. По радио с самим командующим американским военным флотом в Тихом океане связался. Тот за ним эсминец высылает. Скоро в море встреча произойдет. Видать, важная птица!.. Карты-то, небось, пришлось раскрыть. Вот такие и втираются, шпионят…”
Аня подошла к американцу. Иван Семенович плюнул от злости. Плюнул и отвернулся. Ветер ударил ему в лицо…
Аня была уверена, что Андрею необходим инженер, могущий влить в него новые силы. С Андреем уже случилось чудо, и Аня научилась верить. Еще недавно лежавший в гипсе, как в гробу, он был далек от всех живых. И вот — брошенный ему линь, линь его собственной дерзкой идеи, помог ему выбраться из небытия. Он снова живет и не только на корабле, но и в будущем, для которого проектирует грандиозное сооружение… А теперь, во время работы, у него, естественно, появились сомнения… Потому ему и нужны сейчас поддержка и признание, нужны, как укол камфары… иначе он выпустит линь из рук. И отец не единственный инженер на корабле. Есть и помоложе. А задуманное Андреем только молодым и строить!
Кандербль, споривший с Суреном о том, кто начал войну в Корее, не обратил на Аню никакого внимания.
Аня гордо вскинула голову.
— Вы знаете, — обратилась она к Авакяну, — я к вам с очень важной просьбой. Навестите нашего раненого, Андрея Корнева.
— Корнева? Слушай! — обрадовался Сурен. — Это очень хорошая идея. И знаешь, мы с этим американским инженером вместе пойдем. Он захочет. Я ему сейчас скажу.
“Американский инженер! — У Ани даже сердце остановилось. — Ведь мост-то — в Америку! А вдруг забракует, убьет тем Андрея. Вот он, какой бурбон… Будто и не видит никого, кто около него стоит”.
Сурен уже говорил Кандерблю о посещении лазарета.
— О’кэй, — сказал Кандербль и равнодушно скользнул взглядом по девушке.
Вместе с Суреном, впереди Ани, он размашисто зашагал в лазарет. Но там им встретилась врач Барулина. Она растерялась, узнав, что американец хочет идти к больному, который что-то там чертит…
— Прошу извинить, господа, — сказала она, почему-то обращаясь так не только к Кандерблю, но и к побагровевшему Авакяну, — раненый в очень тяжелом состоянии. К нему нельзя… Нет, нет, к нему решительно нельзя.
Кандербль разозлился. Видимо, он совершенно не привык к отказам и ограничениям. Грубо повернувшись спиной, он зашагал прочь.
— Вас одного я пущу, — не дав Сурену выговорить и слова, вполголоса сказала Елена Антоновна. — А насчет американца, простите, должна посоветоваться с капитаном. Аня, проведи товарища… — И Елена Антоновна виновато улыбнулась.
Сурен уже не мог на нее сердиться. Она проводила его до изолятора, многозначительно приложив палец к губам. Потом дружелюбно кивнула. Сурен приободрился и взялся за ручку двери.
— Ва! — воскликнул он, распахивая дверь. — У вас что, сестричка, потолок протекает? Почему без зонтика входим?
Аня рассмеялась:
— Я вам все объясню. Он изобретатель. А это лечение.
— Почему доской изобретателя лечишь? Что за медицина?
— А смотрите, как он окреп, как повеселел!
— Чего он там делает под доской, в подполье?
— Он чертит.
— Слушай, смеяться хочешь, пойдем на палубу. Там громче можно. Зачем больного тревожить?
— Нет, вы посмотрите, что он начертил.
Сурен недоверчиво подошел к койке, заглянул под доску.
— Где тут матросик, который нас из воды тащил? Ва! Замечательный парень! Слуший, что это у тебя нарисовано?
— Железнодорожный мост-туннель в Америку, — сказала Аня.
Сурен дипломатично закашлялся.
— Посмотрите, пожалуйста, — попросил Андрей.
Сурен сел на корточки и заглянул на доску снизу:
— Постой, подожди. Что такое? Ай-яй-яй!.. Это что? Под водой труба плавучая? Так ведь я же на такой трубе верхом сидел. Ай-яй-яй! Зачем же не я, а ты изобрел? Для чего меня инженерному делу учили, когда матрос мне чертежом горбатый нос утирает! Аи, матрос! Замечательный матрос!
— Ну, конечно, — за Андрея объясняла Аня. — Через весь Ледовитый океан от Мурманска до Аляски, прямо по меридиану протянется металлическая труба размером с туннель метро.
— Плавающий туннель, говоришь? Всплыть захочет. Чем держать будешь?
— Стальными тросами и якорями, брошенными на дно океана. Труба будет идеально прямой. Из нее легко можно удалить воздух.
— Конечно, можно. Зачем нам воздушное сопротивление!
— И никаких поворотов, уклонов, подъемов! — с воодушевлением продолжала Аня.
— Ва! — вскочил Авакян. — Понимаю! — и он протянул к Ане изогнутый крючком палец. — Прямое железнодорожное сообщение из СССР в Америку по плавающему подо льдом Арктики туннелю. Подводный понтонный мост!..
— На глубине ста метров, — вставила Аня.
— И поезда — как пули в стволе… Скорость тысяча…
— Две тысячи, — перебил теперь Андрей.
— Верно, браток! Две тысячи километров в час — и два часа езды. В Америку можно будет к теще чай пить ездить. Слушай… — он взъерошил черные волосы. — Очень просто, гениально просто! И, честное слово, осуществимо! Возьми к себе помощником!