Та-ак… Продолжаем эксперименты. Попробуем превращения? Скромно, без фанатизма. Хочу, чтобы ветка стала сникерсом!
– ЛГСИПБ…
Пополам вашу маму! Не знаю, как выговорить!!! Что-то в этом языке ни одного полезного слова… Зайдем с другого бока. Хочу сладкого… Или – дайте мне плитку шоколада…
Через час произнесения бесплодных заклинаний я притомился не на шутку. Ни пива, ни сигарет мне с неба не упало. Выяснилось, что все попытки поиметь материальные блага неуклонно ведут к облому. Неизвестно, какие таланты пригрезились во мне «чужим». Кроме неоспоримого вреда комарам, мои способности, похоже, ни на что не годятся. Может, на Альфа Центавра жутко не хватает фумигаторов? Тут мы с ними не договоримся. Слишком больно по башке шарахает!..
Ладно. Хватит орать на весь лес. Надо подумать… Что у нас получается? Желания длиннее одного слова не прокатывают, в принципе. Только из одного. Из одного… Сейчас, сейчас… Есть! Я – гений! Надо пробовать заклинания из одного слова! Какого? Придумаем! Дерьмо вопрос) К примеру, подожжем вон тот пенек. Что ему сказать на прощание? Елочка, зажгись? Из одного слова? Ну, скажем просто: «Гори!»
– ЛТНЫНТЫНГ!
Заработало-о!!! Зеленая струя захлестнула замшелую деревяшку, и она полыхнула ярким пламенем. Клево!!! Ну, я крут! Пень загорелся, как порох. Вокруг него занялась трава… Минуточку!.. Берегите лес от пожара. Заодно и потренируемся:
– ГНЫТНЫНТЛ!
Снова поток зеленого цвета. Хруп! Вместо огня появилась ледяная корка. Пень послушно покрылся сосульками и замерз. На месте костра образовалась ледяная скульптура. Вот теперь можно сесть на землю и заорать от радости:
– Йе-ес-с!!!
А кто бы не обрадовался?! Вот комары, тоже в кайфе. Ветку я, понятно, уже посеял. У них по этому случаю моментально наметился банкет. А у меня появилась толковая идейка. Замолкнем и солидно, как положено настоящему магу, скажем: «Защита!» Мой собственный голос с мужественной хрипотцой озвучил:
– ФХСХБРТУМБ!
Вокруг меня тут же соткалась из воздуха зеленоватая паутина. Пир у проклятых насекомых накрылся медным тазом. За барьер ни одна прожорливая тварь пролезть не может. Вот так, братцы. С бухты-барахты стал я колдуном. Можно сказать – великим волшебником. Теперь ко мне на понтах не подъедешь. Взорву, как… Как вон ту банку! Ткнем пальцем в сторону валяющейся под кустом жестянки с надписью «Джин»:
– СМКФЭКГРФ!
Нет, ребята. Джинн – это я! Рвануло так, что уши заложило. Брызги расплавленной жести разнесло по всей поляне. Несколько капель попало на куртку. Интересно, почему не сработала защита? Ну и ладно. Пока не до нее. Комары трусливо попрятались подальше от дыма и взрывов. Теперь можно прилечь на травку и блаженно, в кайф, закурить…
Провал операции – это крах. Всегда и везде. От бесплодной облавы на самогонщиков в городе Задрищенске до внеплановой сепарации рукава спиральной Галактики. Следом за крахом закономерно настает период разборок и покаяний. Даже в сообществе сверхцивилизаций. По прибытии на Базу Командор Специального Корпуса прошел в модуль связи и бесстрастным голосом продиктовал доклад о полной неудаче последней миссии.
Директивы Межпланетного Контроля предписывали использование четких и однозначных формулировок. Командор сидел, прикрыв глаза, и пунктуально рапортовал по всем пунктам, стараясь не думать о последствиях неудачи. Однако, несмотря на приложенные старания, его взгляд то и дело замирал на обзорной голограмме Базы. В техническом отсеке стояли шесть абсолютно неподвижных фигур. Забыть о них было невозможно. От этого в докладе то и дело проскакивали лишние эмоционально окрашенные детали.
Остальные десантники толпились возле научно-технического модуля. Лекты были расой, максимально устойчивой к стрессовым ситуациям. Но вероятная потеря товарищей на абсолютно безобидном задании явственно подорвала боевой дух Корпуса. Они суетились и разговаривали громче обычного. Многие остались в компенсаторных комбинезонах, как бы демонстрируя готовность к новому рейду.
Неподвижные силуэты парализованных офицеров темнели вдоль стены отсека. Техническая группа тестировала системы обеспечения скафандров. Это было не просто. Активная броня создавала почти непреодолимый слой защиты, через который невозможно было пробиться ни инструментами, ни тонкими лазерными щупами тестеров. Тут же суетились аналитики отдела вооружения. В их задачу входило изучение необъяснимого воздействия и немедленная отработка методов защиты.
После отключения силового поля обездвиженные тела извлекли из скафандров. Они были живы. При первом же прикосновении десантники начали шевелиться. Появилась реакция на внешние раздражители. Потом вернулось сознание. Никаких физических и химических изменений в организмах лектов не наблюдалось. Кроме еле уловимого фона Би-поля. Аварийная группа в изолирующих костюмах перенесла пострадавших в медицинский блок и принялась за скафандры второй группы активного действия.
Оказалось, что системы очистки вышли из строя, буквально захлебнувшись от тройной перегрузки отходами жизнедеятельности героических десантников. По ангару распространилась потрясающаяся вонь. Объяснения феномену не нашлось. Техники профессионально и тщательно прочистили переполненные утилизаторы. Сотрудники научного блока проверили состав содержимого. Но кроме потрясающего количества, других отклонений в нем не нашлось…
Пассажир с аккуратной черной бородкой и густыми черными волосами, собранными в пучок на затылке, быстрым шагом пересек зал регистрации аэропорта. Он был одет в кричаще шикарный костюм бежевого цвета и ультрамодные в Барнауле туфли «от Карапетяна». До посадки на самолет рейса номер сто сорок шесть оставалось две минуты. Поэтому фотографию в паспорте опаздывающего пассажира никто пристально не изучал. Очевидно, не последнюю роль в этом сыграла и обаятельная улыбка на живом энергичном лице с ярко-зелеными глазами.
Благополучно заняв свое место в салоне пожилого ИЛ-86, черноволосый господин раскрыл ноутбук последней модели. Весь полет он провел, уткнувшись в экран компьютера. Объемистый кожаный кейс, стоящий у него в ногах, оказался набит компакт-дисками. Их содержимое с поразительной скоростью просматривалось и изучалось. Ловкие пальцы бегали по клавиатуре. Картинки и текст пролетали по дисплею, не задерживаясь. Посторонний зритель мог бы подумать, что человек ищет нечто определенное. Но не подумал. Потому что единственный претендент на эту роль – мужчина в соседнем кресле – мирно дремал, источая волны свежего коньячного перегара. В зрители он не годился принципиально.
