Я сплевываю кровь:
— Тайный корюльский удар… Тайный удар лосиной кавалерии.
— Для питбургерского неженки неплохо, — скалится Дрозд, дружески тыкает меня в ребро.
Мы идем все вместе мимо лабазов, они смеются, смеюсь я, хлюпая и шмыгая разбитым носом, но мне весело, странное новое чувство поселилось внутри — дикое и веселое электричество, придающее каждому движению, каждому жесту полноту смысла. Чувствую себя по-настоящему живым.
Ряд лабазов заканчивается, выходим на задворки фабрики, коптящей небо тремя здоровенными трубами. Впереди площадка растрескавшегося бетона, сквозь которую проросли сорняки. А на том конце площадки нас ждет целая шеренга славояр — десятка два, не меньше. Они ревут, скалят клыки и бьют себя в грудь кулаками, ярясь перед схваткой. Ждут нас.
Я что-то лепечу, тяну за рукав плаща Кефира.
— В чем дело, малыш?! — кричит он, выдергивает рукав, подпрыгивает на месте в лихорадочном возбуждении, в предвкушении. — Ты же хотел посмотреть на настоящий хедбол?! Вот это — он и есть!
Сумасшедшим горящим взглядом он обводит неровный строй приятелей, кричит:
— Вперед, Яркони! Гасим их!!!
Славоярцы срываются нам навстречу. Кефир с приятелями бегут на них.
А у меня только один выбор — бежать вместе с ними вперед и, видимо, хорошенько получить по башке…
Или…
Или?
* * *
Тот момент все изменил.
Я сделал выбор. Все, что происходило в дальнейшем, происходило уже с другим, новым мной. Это уже был какой-то совершенно новый Кай.
Кто бы мог подумать, что стоит словить пару отличных плюх — и с тобой происходит настоящее преображение.
Должно быть, что-то подобное делает с человеческим организмом гумибир, что-то подобное делают мортинджинские Котлы. Гребаные разноцветные мишки, из-за которых меня выперли из универа, или кипящая, смешанная со сложными химикалиями Мертвая и Живая вода Т-конюшен и Морт-технологических комплексов. Кем бы ты ни был раньше — эти штуки навсегда меняют тебя.
Так же и тут.
Получаешь в жбан — понимаешь, что не рассыплешься по частям, что ты не хрупкая фарфоровая куколка, а слеплен из мяса. И начинаешь чувствовать себя так хорошо, как никогда раньше. Начинаешь чувствовать себя по-настоящему живым. И хочется испытывать себя на прочность снова и снова.
Следующим утром после матча с «Мортинджином» я проснулся на квартирке у Кефира. Он работал учителем физкультуры в гимназии на Цветочной. Муниципалитет расщедрился на отдельную жилплощадь.
Все тело у меня болело — синяки, шишки. Да и башка трещала с похмелья. Мы сидели на крыше, смотрели на серебристые сигары дирижаблей, на клубы пара и фабричного дыма, тянули бутылочное «Оркел Жуковице». Он рассказывал мне про их клуб (НАШ клуб! — поправил я, и он, оскалившись, потрепал меня по плечу) «Ярконей», про нашу фирму — «цветочников», про болельщиков, про все эти дерби и махачи, про то, что выпивка — это хонки, а компания — моб. Про копперов, которым главное испортить хороший замес, или риот. Про то, как много в этом городе скама, и как легко можно растерять во всех этих риотах свои драгоценные тамбстоуны.
Но главное, что это дает смысл. Это настоящая жизнь. Это весело.
Я открывал для себя новый мир.
Сколько событий произошло с тех пор?
Я вспоминаю…
Как орала моя сестренка Герти — на нас с Кефиром. Как Стоян хотел поколотить своего братца за то, что он втянул меня в свои дела. Как Герти выставила нас обоих из дома, и я начал тусоваться у Кефира, и в «Варипаске», с «цветочниками».
«Ярокни» рубились в Лиге Чемпионов — делали одну команду за другой.
Впервые за свою историю вышли на международный уровень.
Дошло до того, что со специальным обращением по поводу успехов клуба выступил император Ладислав Первый, Государь Все-Ладийский, Вилицкий и Любшицкий, Великий герцог Пшетский, Грандфатер Винклопенский и прочая, и прочая…
Мол, одобряю, слежу за, желаю и впредь.
Мы размахивали черно-красными флагами и шарфами, жгли фаера и пускали цветные дымы. Швырялись в копперов и бойцов чужих фирм вырванными с корнем креслами и пустыми бутылками.
Мы распевали хором наши кричалки, наш «цветочниковский» гимн, тот самый, про воздушные пузыри… И гимн Каян-Булатовских ярконников, тот что пели еще наши пра-пра-пра-прадеды, когда мир охвачен был Великой Рознью, и наша кавалерия — конная гвардия и кавалергарды, кирасиры и дракулы, пшетские гусарские полки и вилицкие казачьи сотни — пылили по любшицким степям, цокали копытами по адриумским трактам, перли сквозь карпахские снега и каярратские пески.
И все эти безумные дни будто слились в один, перемешавшись, наложившись на куплеты песни:
Мы черная кавАлерия
И про нас
Былинники речистые
Ведут рассказ
…Играем против дружественных флюговских «Винклопенски Жвала». 3:2…
О том, как по степям родным
О том, как по пескам чужим
Мы яро, мы смело в бой идем
…и всухую сделали маскавелльский «Пино»… 3:0
Веди, Каян-Булатов, нас смелее в бой
Пусть тьма падет
Пусть Зверь ревет, пусть Глад и Мор кругом
Мы Яра беззаветные сы-ны
И вся-то наша жизнь морОк и тлееен
…4:3 с таланскими «Шпротами», полный хаос на трибунах, прессинг полиции, но мы — снова ведем…
Каян-Булатов нас ведет
За нами Ла-ди-я
Приказ — руби с плеча
И чарку пей до дна
Ведь с нами Сирен-Ордулак
Он Яра первый воевод
Врагов развеем в прах за наш наро-о-од
…против «Хани-Поетри» из Торнхайма… 4:0 в дополнительное время…
Высоко в небе алом
Вьется черный стяг
Яркони мчат туда нас
Где таится враг
Как сель уничтожительный
Как вихорь упоительный
За нами Лиртия, Талан! За нами Рюгге, Ливадан!
А завтра мы идем на Аль-Харзам!
…и ютландский «Истергарден», под проливным дождем, с полупустыми трибунами… 1:0.
