— Почему? Вы же сами говорили, что ни на одном из компьютерных дисков, которые изъяли у него дома и в лаборатории, ничего интересного не нашли, как ничего не нашли и в лабораторном журнале.
— Совершенно верно. Но даже само отсутствие материалов о том, что фактически делается в его лаборатории, по моему глубокому убеждению, уже о многом свидетельствует.
— Гм, не слишком убедительно.
— Согласен, господин вице-президент. Но нанять несколько телохранителей — стоит денег. А на ту зарплату, что он получает в институте, господин Сапрыгин не смог бы не то что нанять нескольких телохранителей, но даже вызвать машину, чтобы пару раз съездить домой. Значит, кто-то за все это платит или, сформулируем по-другому, считает охранять есть что. Причем мой источник твердо заявляет, что институт ко всем этим мерам по обеспечению безопасности господина Сапрыгина отношения не имеет.
— Послушайте, Бассоу, если этот ученый так беден, почему бы просто не предложить ему хорошие деньги, такие, какие ему и во сне не снились, за сотрудничество с нами? Слава богу, теперь другие времена, вон сколько русских ученых работают во всем мире, в том числе и у нас. По-моему, это был бы самый естественный и простой ход, а не все эти ваши штучки из дешевых шпионских триллеров.
Начальник службы безопасности сделал глубокий вдох — он всегда поступал так, когда нужно было сдержаться — и, стараясь подавить раздражение в голосе, ответил:
— Поверьте, то было первым побуждением, но мой источник в институте убедил меня, что подобный ход совершенно бесперспективен. Господин Сапрыгин на редкость скрытный и недоверчивый человек. Обычно ученые — народ довольно тщеславный, а он не только не торопится поведать миру о своих успехах, даже в институте никто не может точно сказать, чего он добился. Одни лишь разговоры, что его мыши превратились в долгожителей Я бы первый отнесся к такой информации скептически, но вот именно странное отсутствие информации и в компьютере, и в лабораторном журнале показывает: ему есть что скрывать. Обычно в любой лаборатории весь ход экспериментов, даже неудачных, фиксируется. Хотя бы для того, чтобы потом определить, где допущена ошибка. Все это и побудило меня рекомендовать корпорации всерьез заинтересоваться работами господина Сапрыгина. Кстати, мы не первые…
— Что вы хотите сказать?
— Один русский бизнесмен сделал ему через лаборантку предложение о совместной работе — открытие клиник омоложения.
— Интересно, интересно, почему вы сразу мне не сказали? Совсем не глупая идея, совсем не глупая.
— Потому что он об этом предложении и слушать не захотел.
— Гм… Значит, одним конкурентом меньше. Что же вы собираетесь делать, мистер Бассоу? Или вы подводите меня к мысли, что на всей затее нужно поставить крест?
— Сейчас мы готовим беседу тет-а-тет с его лаборанткой — госпожой Елизаветой Семеновой, — сухо ответил начальник службы безопасности. — Будем надеяться, что она сможет заменить упрямца Сапрыгина. В конце концов, они работают вместе уже семь лет. Такая тематика — и всего два человека, — просто уму непостижимо!
— М-да, у нас этим вопросом занимаются, наверное, человек триста. Выдали нам совершенно потрясающие рекомендации: если есть наполовину меньше, проживешь чуть дольше. А то, что голодные мыши, или на ком там еще они ставят опыты, еле ползают от слабости и засыпают на ходу — это не столь важно. Второе предложение еще более революционно: чтобы продлить жизнь, нужно периодически погружать людей в спячку. Великолепная идея, ничего не скажешь! Прямо хоть сегодня начинай производство портативных берлог. Ладно, пора уже привыкнуть к тому, что у нас не столько исследовательские подразделения, сколько богадельни для бездельников. Но вернемся к московским мышкам. Вы уверены, что беседа с лаборанткой пройдет успешно? Надеюсь, вы понимаете, что абсолютная гарантия нашей анонимности — это главное?
— Разумеется.
Вице-президент Кюн остался один. Здесь, в своем кабинете, который он обставил старинной мебелью красного дерева, он чувствовал себя как дома. Только здесь он понимал истинный смысл немецкого слова “гемютлихкайт”. Это даже что-то большее, чем просто уют. Атмосфера, в которой удобно и покойно. Как раз то, чего дома у него, увы, давно уже нет.
Мысли его снова вернулись к Москве. Хоть он и привык никогда не давать воли фантазии — в его мире подобные занятия до добра не доводят, — он думал о том, что, если там действительно сделали что-то интересное и это интересное окажется в его руках, открытие может стать не только источником прибыли, но и оружием для борьбы за президентское кресло. В конце концов, корпорации сегодня хвастаться нечем. Доходы и прибыль, а с ними и акции падают уже третий год подряд. Лекарственный рынок давно переполнен, почти все новые средства, которые ежегодно выбрасывают для потребителей — на самом деле чуть-чуть модифицированные старые препараты, мало чем отличающиеся от предшествующих. Аспирин, например, химик Феликс Хофман синтезировал больше ста лет назад. До сих пор он остается непревзойденным противовоспалительным и болеутоляющим средством. А продавать бесконечные модификации в сущности одного и того же становится все труднее. Неудивительно, что за последние два года акции компании потеряли почти четверть цены. Не сегодня-завтра кто-нибудь из гигантских акул на фармацевтическом рынке решит, что их можно прибрать к рукам.
Господи, сделай так, чтобы из московской затеи что-нибудь получилось!
Мобильный в кармане Николая Федоровича звякнул. Он взглянул на дисплей, чтобы определить, кто звонит. Ага, опять заказчик, как он мысленно называл маленького человека, который интересовался мышами.
— Слушаю, — сказал он.
— Николай Федорович, завтра в полдень подъезжайте к Ленинградскому рынку. Там есть крытая платная стоянка, где вы оставите машину. Я буду ждать. И, конечно, возьмите своего напарника.
Когда Николай Федорович приехал на рынок, заказчик передал ему ключи от машины и доверенность.
— А зачем мне ваша машина и кто это в ней? — подозрительно спросил Николай Федорович.
— Познакомьтесь, это наш эксперт. Так можете и звать его. Эксперт поедет с вами. К четырем вы будете ждать лаборантку недалеко от входа в институт. Вы уже были там на своей машине, поэтому на всякий случай лучше воспользуйтесь моей. Хоть вас никто и не засек тогда — береженого, хочется надеяться, и Бог бережет. Лаборантку вы узнаете, я вам показывал ее фото. На всякий случай вот оно, держите.
— Симпатичная женщина, — сказал Вован, заглядывая через плечо шефа.
