Кеюлькан очутился внизу. Рау старается дотянуться до кинжала. Под Кеюльканом — уголья костра. Меховая одежда его тлеет, дымится.
Рау дотянулся до кинжала, торчащего из стены, но, улучив момент, Кеюлькан схватил горсть пепла и бросил в глаза противника.
Рау стоит, качаясь от боли, закрыв лицо ладонями.
Кеюлькан схватил волшебный шар. Фигура его мелькнула в дверях, исчезла.
Он мчится через лес. В прорези между листьями призрачно поблескивает шар.
Он переплывает ручей. Пробирается сквозь кустарники. Бережно в вытянутой руке держит драгоценную ношу, будто освещая ею путь.
…Поляна, где в день своего прихода на остров Горюнов вперзые увидал охоту на мамонта.
Внимательно, как садовод, совершающий ежедневный обход сада, Горюнов осматривает ветви. Этой весной почки на некоторых деревьях не распустились. Горюнов качает головой.
Взгляд его скользнул поверх ветвей, — вдали холодно, зловеще отсвечивают ледники, спустившиеся почти к самому скату в долину.
Хруст валежника, шумноё Дыхание. Из лесу выбежал Кеюлькан.
Протянул Горюнову шар.
— Смотри, Горюн, — твоя душа.
Горюнов переводит взгляд с Кеюлькана на шар.
— Внутри значки, какими ты пестришь кость. Открой. Твоя душа спрятана здесь.
Горюнов берет шар обеими руками, бережно, будто боясь расплескать то, что есть в нем. Всматривается в буквы, выбитые на шаре. Повторяет озадаченно:
— СССР?..
Поворачивает шар. Лучистое мерцание исходит от него. Долина внизу, горы за спиной, — если всмотреться в шар, — предстают сейчас необычными, преображенными.
— Что это?..
Внутри стеклянного шара чернеет капсюль.
— Зачем это?
Кеюлькан недоуменно пожимает плечами.
Непослушными пальцами Горюнов отвинчивает крышку. Вытащил металлический капсюль и вложенную в него записку. Текст на трех языках: русском, английском, норвежском.
Записка дрожит в руках:
«Этот буй спущен на воду сотрудниками гидрометеорологической станции в городе Усть-Порт. Просим нашедшего сообщить координаты, где поднят буй, что важно для изучения полярных течений и дрейфа льдов. Адрес: СССР, Ленинград, Арктический институт».
Горюнов шепчет, глядя вдаль:
— Ленинград… Ленин… град…
Кричит во всю мощь легких:
— Лени-ин!..
Остановился, словно прислушиваясь к чему-то.
— Там — революция! Если город назвали именем Ленина, в России — революция. Понимаешь, Кеюлькан?.. Нет, ты не понимаешь меня, мальчик!
Горюнов сидит на траве в позе мучительного раздумья.
— Революция. Когда же она? Когда была? В шестнадцатом? Мы ушли в шестнадцатом. Могла быть в тот же год, летом, осенью… Или позже?
Кеюлькан смотрит на юг, защищая глаза ладонью от солнца.
— Был мрак, хаос, — говорит Горюнов. — И вот вспыхнуло: Ленинград. Все осветилось вокруг. Я вижу огромную страну по ту сторону гор, вижу всю, Кеюлькан, сразу всю!
…Просека «в лесу заполнена людьми в меховых костюмах: малицы, штаны, торбаса. В центре круга сидят старейшины, за ними стоят воины в парадном убранстве, дальше женщины и дети. Это сход всего племени, призванный разрешать самые важные вопросы.
— Горюн никогда не обманывал нас. Слово его одно.
— Но там Маук. Маук улетела туда. Маук вернулась на Большую землю.
— Маук нет больше, — повторяет Горюнов. — Она мертва. Весть об этом принес светлый шар.
Поднял гидрографический буй высоко над голо! Вой.
— Кто же убил ее? — недоверчиво спрашивают из толпы.
— Мои друзья…
— Когда?
— Не знаю.
— Зачем же нам уходить? Здесь хорошо.
— Смерть стережет вас. Вот снег. Сегодня он на горе, завтра будет здесь.
— Как же дойдем по льду?
— Так же, как дошли сюда. Сделаем лодки, нарты. В руках у вас железные топоры.
— Пусть кто-нибудь пойдет вперед. Пусть узнает, мертва ли Маук? Но кто решится на это?
Горюнов говорит:
— Я. Я приведу помощь.
— Нет, ты должен остаться с нами. Мы боимся: Маук вернется.
Рау, высунувшись из толпы, выкрикивает со злобной готовностью:
— Пусть идет Горюн!
— Нет! Нет! Горюн останется.
Горюнов всматривается в исковерканное мстительной злобой лицо Рау. Любой ценой колдун готов избавиться от человека, отнявшего у него власть. Не сводя с него глаз, Горюнов медленно качает головой. Он переводит взгляд на других онкилонов. Как будто тень крыла снова пала на них: они скорчились, пугливо жмутся друг к другу, испуганы, как дети.
На вытянутых руках женщина протягивает ребенка:
— Не оставляй нас одних, Горюн.
Плечистый воин боязливо смотрит снизу вверх на Горюнова. Бормочет:
— Мы боимся без тебя, Горюн.
Горюнов обескуражен:
— Кто же пойдет?
Молчание.
Горюнов обводит взглядом воинов:
— Ты, Нуху?.. Ты, Куа?.. Ты, Нырша?..
Все прячут глаза. Горюнов с надеждой обращается к Нерхо.
— Друг, ты?
Нерхо поднял опущенную голову.
— Я тоже боюсь Маук, — говорит он, мучительно стыдясь такого ответа.
— Ты великий колдун и могучий воин, — обращается Рау к Горюнову, — ты сделал копье крылатым и отыскал легкий топор. Ты изгнал с острова Маук. — Рау выдерживает паузу и вдруг заканчивает с лицемерным вздохом: — Но ты не мог убить страх перед Маук.
Гнетущая тишина. Горюнов медленно обводит глазами людей.
Кеюлькан скромно стоит за шеренгой воинов среди детей и женщин. Его лицо взволновано. Порывисто подается вперед. Он не может перенести унижения Горюнова.
Вот раздвинул плечом строй рослых воинов, протиснулся на середину круга.
— Я! — раздался его звонкий мальчишеский голос. — Я пойду!
— Ты не воин еще! — крикнул Рау.
— Ты не дойдешь, Кеюлькан, — мягко говорит Горюнов. — Ты не найдешь Большой земли.
— Я буду идти по солнцу.
— Ты будешь голодать.
— Я возьму еду и нарты.
— Тебе преградят путь полыньи.
— Я возьму байдару. Я пойду. Я хочу дойти!
Горюнов обернулся к Рау.
— Ну? Что ты скажешь теперь, колдун?.. Вот онкилон. Он поборол в себе страх перед Маук.
…Один из стариков заканчивает праздничную раскраску тела Кеюлькана. Раскраска подчеркивает выпуклые мышцы, широкие плечи и грудь.
Протяжный звук военного рога.
У входа в пещеру раздаются голоса:
— Дорогу воину! Почет воину!
В волосах Кеюлькана укрепляют перья, на иуку навешивают щит, напоминающий крылья. Нерхо привязывает к поясу сына кинжал и торжественно подает лук. Горюнов надевает на шею Кеюлькана какой-то талисман на шнурке.
