Горюнов сказал:
— Кто победит, будет властен над жизнью другого. Из-за спины Нерхо выглянуло гримасничающее лицо Рау:
— Да! Да!
Склон котловины усеян зрителями. Лицом к лесу стоит Горюнов, поодаль Нерхо, за ним ряд отборных воинов с. топорами в руках.
Встревоженный Кеюлькан, оценив невыгодное соотношение сил, подошел к Горюнову, стал рядом с ним, воинственно подняв свой каменный топорик.
— Что тебе, Кеюлькан? — обернулся Горюнов. Увидел топорик, усмехнулся. — Я сам…
Рау подал сигнал. Топоры поднялись и опустились. Сверкнуло лезвие горюновского топора.
Шумя ветвями, падают деревья.
Лица зрителей напряжены. Это не только поединок между Нерхо и Горюновым. Это* состязание камня и железа.
Верхушки деревьев качаются, как бы раздвигаемые могучим порывом ветра. Падают, образуя просеку. Горюнов ожесточенно рубит.
Разогнул спину, выпрямился, оглянулся. Никого нет. Он один посреди вырубки.
Поляна заполнилась взволнованной толпой.
— Ты победил! Ты!
На опушке леса, где началось состязание, измученный Нерхо и его помощники продолжают махать тупыми каменными топорами. После них лежит несколько деревьев.
Горюнов подошел к Нерхо. Тот стоит, выпрямившись, без страха глядя ему в глаза.
— Ты победил, коротко говорит Нерхо. Убей.
Мелькнуло испуганное лицо Рау. Он спрятался за дерево.
Горюнов протянул побежденному противнику железный топор:
— На.
— Твой топор?..
— Я его дарю тебе.
Мне топор?… Из крыла Маук? Но тогда я стану тебя…
Горюнов улыбнулся. Нepxo подбросил топор, поймал на лету, захохотал от радости. Оглянулся по сторонам. С силой рубанул по дереву, над которым! трудился столько времени попусту. Дерево зашаталось, упало, шумя ветвями, Рау едва успел увернуться и отскочить.
Таков результат этого поединка.
Ведя народ онкилонов на сближение с современностью, оставляя на пути груды тесаного, сколотого и полированного камня, Горюнов, наконец, привел островитян на порог нового века — металлического.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ «ТВОЯ ДУША СПРЯТАНА ЗДЕСЬ»
Сидя на пороге пещеры, Горюнов наблюдает за тем, как шеренга женщин вдали проходит по полю. Они равномерно сгибаются и разгибаются, будто отвешивая поясной поклон. Над их головами вспыхивает блеск мотыг.
Водяные часы в нише монотонно отсчитывают время.
Да, земля на острове остывает, но, вооруженные железом, онкилоны выжимают из нее теперь больше, чем раньше. Железными топорами врубились в непроходимые до того леса в глубине острова, железными мотыгами стали обрабатывать поля.
Баланс уравновешен. Надолго ли?..
В каждой радостной победе Горюнова неизменно скрыта горечь этого вопроса: «Надолго ли?..» Ни на минуту нельзя забыть о том, что остров — в осаде, что льды год за годом все туже стягивают белую петлю и не в силах Горюнова предотвратить надвигающуюся гибель, — только отсрочить ее.
Рядом с Горюновым опустился на землю Нерхо. Губы его решительно сжаты, брови нахмурены. Оглянулся.
Пещера пуста.
— Я хотел предупредить, — пробормотал Нерхо. — Остерегайся колдовства, Горюн.
В глубине пещеры из-под медвежьих шкур вынырнула голова Кеюлькана, скрылась.
Нерхо придвинулся к Горюнову, склонился к уху. Кеюлькан лежит, ловя каждое слово.
— Ты подарил мне новый топор, — продолжал Нерхо вполголоса. — Так же щедро я должен отдарить тебя.
Кеюлькан слушает, напряженный, как тетива.
— Твоя душа у Рау, Горюн. Он колдует над ней.
Дрожь начинает бить Кеюлькана.
— Она прозрачна. Это — прозрачный камень. Таких нет на острове.
Но если Рау сумеет разбить его, ты умрешь.
Кеюлькан, почти теряя сознание от страха, опустил лицо на раскрытые ладони.
— Ом говорит, что иссушит твое тело, по каплям выцедит кровь.
Кеюлькан слушает: что же ответит Горюн? Пауза. Потом раздается смех Горюнова, негромкий, очень искренний.
Удивительный, непонятный, беспечно-храбрый человек! Душа его в руках злейшего врага, а он не придал этому значения, засмеялся. Но если так, то обязанность друга — спасти его.
Наступает час сна. Все в пещере, в лабиринте запутанных коридоров, тупичков и закоулков погружается в тишину.
В щель между шкурами виден угол жилища Рау. Странный, круглый, тускло поблескивающий предмет Лежит на земле. Колдун ходит взад и вперед, погруженный в задумчивость. Остановился, очертил круг на полу. Положил в центре светящийся предмет.
До Кеюлькана, который окаменел на корточках у входа, донеслись тихие, все нарастающие звуки — рокот бубна. Рау творит заклинания.
Чадящая плошка бросает двигающиеся отсветы на эту сцену. Особенно жутко то, что Рау один. В одиночестве колдун кружится, приседает, жестами и сердитым бормотанием отгоняет кого-то невидимого.
Кеюлькан чувствует, как уже непроизвольно начинают подергиваться его руки и ноги. Вот-вот и он следом за Рау пустится в колдовской пляс… Но, вспомнив, что он пришел за душой Горюна, мальчик заставляет себя остаться неподвижным.
Наконец, утомившись, Рау садится на землю перед таинственным предметом. С бесчисленными предосторожностями он открывает крышку, заглядывает внутрь и вытаскивает оттуда что-то белое, похожее на кору, Что бы это могло быть? Оно испещрено такими же значками, какими Горюн пестрит бивень мамонта.
Рау рассматривает белый предмет, вздыхает, Пет, и па этот раз не помогли заклинания, — он не может разгадать душу Горюна.
В жилище Рау тихо. Кеюлькан чуть отодвигает шкуру, завешивающую вход. Колдун спит, повалившись на охапку листьев.
Кеюлькан вполз в пещеру. Осматривается. Тлеют уголья костра в углу. По стенам развешаны маски зверей, рога оленей, крылья птиц, пучки засушенных трав. Жутко!
Мерный храп колдуна.
Кеюлькан лихорадочно роется в куче шкур.
Рау лежит навзничь, разбросав руки. Кеюлькан перешагнул через него.
В углу, среди масок и амулетов что-то матово блеснуло. Кеюлькан раскидал маски. Шар! Он схватил его, поднялся. Счастливо улыбается.
Улыбка медленно сползает с лица. Глаза остановились, рот открыт, — Кеюлькан прислушивается: храпа нет, тишина!
Не оглядываясь, Кеюлькан быстро втянул голову в плечи, пригнулся, упал на руки. Кинжал, брошенный Рау, просвистел над головой и впился, дрожа, в стену.
Кеюлькан обернулся. Распрямился, как пружина, прыгнул на колдуна.
Яростная борьба. Рау — сильнее. Кеюлькан — увертливее. Все время при этом он старается держать голову так, чтобы колдун не мог увидеть его лица.
