— Я? Я работаю… Я думаю.
— Думаете?! — Шишкин оскорбленно распрямился. — Попрошу вас думать не в рабочем помещении!
Кайменов остановился, склонив голову, и стал похож на козла, готового боднуть. Некоторое время он рассматривал Шишкина, как предмет, требующий размышлений. Потом в глазах его заблестели искорки, и Володька спросил самым доброжелательным тоном:
— Послушайте, Павел Николаевич, вам никто не говорил, что вы дурак?
— Н-нет, не гово… — От неожиданности энергическое лицо Шишкина на миг раскисло, но тут же на-лилось лиловой кровью. — Что-о-о-о? Эт-то вы говорите мне? Вы — мне?! — Он хлопнул себя ладонью по нагрудному карману пиджака.
Кайменову уже нечего было терять. У него сузились глаза.
— Если хотите получить настоящий звук, бейте себя не в грудь, а в лоб… Бездарь!
Малышев, хоть и был перепуган таким поворотом событий, тем не менее заметил, что на лице Шишкина выразился не гнев, а страх. Тот ловил ртом воздух.
— Д-а я вам!.. Я вас… выговор… уво… в двадцать четыре часа! Ввввв…
Павел Николаевич ринулся к лестнице, яростно рванул дверь не в ту сторону, вылетел из зала. Вывихнутая дверь беспомощно покачалась на петлях и застыла.
— Ну, ты да-ал! — Малышев поднял глаза на товарища, хлопнул себя по коленям. — И кто тебя за язык тянет? Нажил себе врага, поздравляю!
— Но ведь он дурак. Как это я раньше не понял?
— Ну, видишь ли… — Взмах бровей, движение головы и губ. — Что значит «дурак»? Это понятие относительное… Кстати, я не считаю, что Шишкин дурак, без ума на таком посту не удержишься. И потом у него высшее образование, степень…
— Ты не темни! — Кайменов рассердился, у него покраснело правое ухо. Никакое это не относительное понятие, самое что ни на есть абсолютное. Высшее образование, ха! Если дурака учить, он не станет умным — он просто будет больше знать… Конечно, он не клинический идиот, тех легко различить. Дурак, бездарь, посредственность — не в названии дело. Но есть определенный тип людей… Ведь любое дело поганит…
Снова защелкал цифропечатающий автомат, но Малышев не обратил на него внимания, повернулся к Володьке:
— Допустим, он дурак, бездарь, но ведь достиг!.. Значит, может. С этим надо считаться, а не воевать… как тот чудак с ветряными мельницами.
Кайменов не обратил внимания на шпильку. Он сел, упер локти в колени, а кулаки в щеки.
— Вот это самое интересное. Достигают. Как? Почему? Непонятно. И ведь ясно, что за человек… Вот, скажем, Валентин Георгиевич: ведь насквозь должен этого Шишкина видеть — что ни таланта, ни ума, ни порядочности. И гнать. А он наоборот даже: приближает, возвышает…
— Валентин Георгиевич талантливый математик, — пожал плечами Малышев, — а не талантливый специалист по подбору заместителей. К тому же Шишкин охотно берет на себя хлопотливые дела: по обеспечению работ, по штатам, по всяким щекотливым внутренним конфликтам. В них Валентин Георгиевич в силу своего высокого полета мыслей вникать не любит.
— Не научно ты как-то рассуждаешь, — покачал головой Кайменов. — В самом деле, спутники запускаем, управляемым термоядерным синтезом скоро овладеем, а перед заурядной глупостью и подлостью часто оказываемся беспомощнее котят. Почему здесь нет научного подхода? Неужели эта задача труднее других? А может, просто никто не брался?
— Вот ты и возьмись, — фыркнул Малышев.
Кайменов закурил сигарету, начал размышлять вслух.
— А ведь если разобраться… Как преуспевают Шишкин и ему подобные? Во-первых… во-первых, у них узко ограниченная цель: благополучие во что бы то ни стало. Они не утруждают себя поисками смысла жизни, анализом своих и чужих переживаний, размышлением над общечеловеческими проблемами, вообще лишней игрой ума. Логика упрощена… Во-вторых, поведение их в большой степени предсказуемо. Обратись к тому же Шишкину с самым несложным делом — можно наперед сказать, что он никогда сразу не разрешит: либо откажет, либо что-то изменит, либо «отложит вопрос», чтобы доказать свою значимость и нужность. Верно?
— Верно! — подтвердил Сергей, с удовольствием захлопывая журнал. Он поднялся, сделал несколько энергичных движений, чтобы размять затекшее от сидения тело. — Берусь еще предсказать, что теперь он устроит тебе веселую жизнь.
— Очень вероятно! — оживился Кайменов. — В этом же все и дело, понимаешь? У них определенные алгоритмы поведения! «Я тебе — ты мне», «не нами установлено — не нам отменять», «око за око, зуб за зуб», «умный в гору не пойдет, умный гору обойдет», «разделяй и властвуй», «каждый за себя»… Понимаешь, эти житейские алгоритмы имеют четкую логическую структуру! Их можно выразить символами математической логики и электронными схемами. Смотри: «я тебе — ты мне» — типичная схема с положительной обратной связью. «Око за око…» — схема с отрицательной. «Тише едешь…» — линия задержки. «Умный в гору не пойдет…» — типичная схема «не — или», универсальный логический элемент из транзистора и двух диодов. А «разделяй и властвуй» — это вообще принцип разбиения сложной информации на элементарные двоичные символы, которые легко перерабатывать! Слушай, Сережка, — Кайменов вскочил на ноги, — давай промоделируем Шишкина, а?
— Смотри, как бы он тебя не промоделировал, — холодно ответил Малышев.
Он подошел к электрощиту, повернул два переключателя. Погасли лампочки на пульте «Молнии», перестали завывать воздуходувки. В зале стало непривычно тихо. Сергей снял халат, надел пальто и берет, протянул Кайменову кожаную куртку.
— Одевайся, поехали… Хорошая у тебя кожанка. Сколько заплатил?
Володька поставил кожанку на пол. Она осталась стоять колоколом.
— Слушай, ты, — медленно сказал он, — специалист по перевозкам банного мыла. Я тебе всерьез предлагаю: давай промоделируем на «М-117» поведение Павла Николаевича Шишкина. Это можно сейчас сделать, а другого такого случая не будет…
— Знаешь, я, пожалуй, поеду троллейбусом, — Сергей повернулся к лестнице. — С тобой и в пустом-то зале разговаривать жутковато, а уж ездить на мотоцикле — слуга покорный…
— Ты, я вижу, совсем отупел на погрузочно-разгрузочных работах! Скидывай пальтишко, садись — я тебя развивать буду… Ты про данные института мозга слышал?
— Ну, слышал, — скучающе сказал Малышев. — «Из нескольких миллиардов нервных клеток коры головного мозга даже у талантливого человека задействованы лишь десятки миллионов, а у посредственного — миллионы или даже сотни тысяч…» — и все такое… Так что? Все равно это гораздо больше, чем транзисторов в твоей «М-117». А ведь транзистор — это еще не нервная клетка.
