Рожа у Жлоба налилась кровью, и он попытался было выскользнуть из объятий Крюгера, но тот снова сжал пальчики, и малыш Жлобби затих.
— А насчет Мика ты оказался прав, — заметил Фрэнки, надевая шляпу. — Он и впрямь чертовски смышленый парень. Нипочем бы нам тебя не достать, если бы не он.
Сказав это, он вышел, а вместе с ним и трое мафиози.
Фрэнки предложил мне взять отпуск, но я сказал ему честно, что мне, похоже, пора завязывать. Конечно, хочется верить, что Жлоб проник в суть вещей: Большой Босс понимает, бизнес есть бизнес. Но после всех этих привидений, духов и всего прочего я стал задумываться о себе, о жизни и вообще…
Так что в субботу я снова зашел за Джуд. А в воскресенье — в церковь. И в понедельник. А во вторник вечером мы отправились на ранчо, которое досталось ей от отца. Это в Вайоминге, и Джуд говорит, там такое огромное небо, что в ясную погоду можно увидеть Марс. Похоже, неплохое местечко для того, кто хочет быть в ладах с Большим Боссом. Понимаете, о чем я?
Может, и правда, жизнь — это просто бизнес. А может, бизнес — это люди, с которыми ты работаешь. Я, конечно, люблю Фрэнки, как брата, но пора уже позаботиться и о себе. Так что сейчас я сижу в машине рядом с Джуд и мчусь в будущее.
Такие вот дела.
Перевела с английского Зоя ВОТЯКОВА
Иллюстрация Владимира ОВЧИННИКОВА 1.
Первое загадочное явление произошло примерно около полуночи. Хэммонд как раз печатал, вернее, импровизировал за клавиатурой, только чтобы заполнить пустое пространство, свернувшееся белесым пятном вокруг каретки старомодной машинки с еврейским шрифтом. Под громкий треск клавиш каретка проворно скользила слева направо. В зеркале, блестевшем над письменным столом, отражался циферблат часов на тумбочке. «Шалтай-Болтай сидел на высокой стене, скрестив по-турецки ноги, — напечатал он на иврите, хмурясь при каждом слове. — На такой узкой стене, что Алиса только диву далась, как он не падает».
Снизу донесся глухой стук, пришедшийся как раз между двумя ударами по клавишам, словно единственная диссонирующая нота, вклинившаяся в сухую трескучую мелодию. Хэммонд едва заметил посторонний звук, но он все же отложился в его сознании, оставив легкую неловкость.
Поэтому он перестал печатать и прислушался. Пространство дома, теплое и темное, окутывало Хэммонда; дождь пытался пробиться сквозь крышу и, звеня, скатывался по стокам, насыщая влагой воздух, переполненный грозовым электричеством.
Он почти успел убедить себя, что все это ему послышалось, когда внизу снова что-то грохнуло, на этот раз громче, и продолжалось дольше, словно кто-то спустил с лестницы целый сервиз вкупе со столовым серебром.
Хэммонд с сильно заколотившимся сердцем встал, схватил лежавший на столе конверт из оберточной бумаги, сунул рукопись под мышку и оглянулся на дверь спальни. Она была приоткрыта!
Хэммонд нерешительно помялся на месте, прислушиваясь к разгулу грозы. Внизу все стихло.
«Проклятый дом чересчур велик для меня. Слишком пусто, слишком одиноко».
Правда, во время работы ему обычно удавалось убедить себя, что одиночество — штука хорошая.
Но не в такие ночи.
Хэммонд сунул ноги в туфли и открыл дверь спальни. Внизу, в ночных тенях, снова возобновился шум, правда, на этот раз потише: легкое царапанье, бренчание, слабый звон металла о металл.
Хэммонд стал спускаться вниз. Ступеньки поскрипывали под тяжелыми шагами. У подножия лестницы он ощупью поискал выключатель. Наверху вспыхнули светильники, безжалостно обнажив старую мебель и телевизор, собиравший пыль в углу.
Втайне Хэммонд надеялся, что при свете шум прекратится.
Не прекратился.
Звуки раздавались из кухни. Хэммонд набрал в грудь воздуха и огляделся в поисках оружия, но, отдавая дань условностям, взял из камина кочергу. Кухонная дверь оказалась закрытой. В щелочке между дверью и косяком зияла темнота. Негромкое царапанье стало казаться почему-то почти привычным.
Хэммонд вскинул кочергу и хотел было толкнуть дверь, но сообразил, что до сих пор держит рукопись. Перехватив конверт поудобнее, он распахнул кочергой дверь.
Все та же темнота. И царапанье.
Хэммонд ступил через порог и зажег свет.
Большая стопка тарелок упала со стола на пол. Осколки фарфора усеяли линолеум, хрустя под ногами.
Хэммонд замер и огляделся.
По столу ползла винная бутылка. Упорно кралась вперед: изящное горлышко выступало змеиной головкой, извиваясь, подобно дождевому червяку. Хэммонд вполне мог прочесть этикетку на бутылке, мог даже увидеть свое отражение в гладком изгибе зеленого стекла, пока бутылка упорно продвигалась к раковине, едва слышно царапая кафель. Потом она вдруг замерла, словно отдыхая, и скользнула вперед дюймов на шесть. И опять остановилась.
В раковине возвышалась гора посуды и столового серебра. На глазах у Хэммонда бутылка приладила к себе две тарелки, коснувшись их кончиком пробки, и, прикрепив на «спине», стала размахивать ими, словно крыльями. До Хэммонда донеслось ритмичное позвякиванье фарфора. Импровизированные крылья махали все быстрее и быстрее, пока не слились в расплывчатое белое пятно, а позвякиванье превратилось в назойливое жужжание.
И тут бутылка взлетела.
Хэммонд едва успел увернуться. Бутылка просвистела над его головой, сделала петлю вокруг светильника. Хэммонд еще успел увидеть, как тень от нее пляшет по стенам в безумном танце. Минуты через две бутылка притормозила под потолком. Хэммонд осмелился поднять глаза. Сквозь стекло просвечивал свет, вино плескалось внутри.
Но тут бутылка снова облетела светильник и заметалась по комнате. Хэммонд распластался на полу и едва не свернул шею, пытаясь разглядеть, что будет дальше. Бутылка приземлилась на холодильник, сбила на пол груду салфеток, вылетела в столовую и исчезла.
Полежав еще немного, Хэммонд встал и взвесил на руке кочергу. Голова кружилась. Снова сунув рукопись под мышку, он устремился за бутылкой и лениво отбросил ударом ноги подвернувшуюся разбитую тарелку.
В соседней комнате тоже было темно, Хэммонд включил свет и увидел, что бутылка стоит на обеденном столе, этикеткой к нему. Ей каким-то образом удалось отыскать штопор и приладить к своей мордочке, точно хоботок. Штопор был большим и очень острым: стержень из нержавеющей стали был длиною со средний палец мужчины.
Хэммонд уставился на бутылку. Та, в свою очередь, уставилась на него…
