к коже над разъёмами.
– Это… – И она добавляет длинную тираду на английском, из которой Жиль не понимает ровным счётом ничего.
«Да какая теперь разница, – думает мальчишка с тоской. – Теперь, когда она от меня ушла».
– Чё сидим? – вопрошает Гайтан, неожиданно появляясь за спиной. – Я думал, ты уже десяток рикш отловил и дважды до полицайки сбегал.
Жиль подбирает котёнка, сажает на рюкзак, и они с Гайтаном и девочками идут в сторону жилого квартала. Ронни рассматривает серые высотки, мрачные стены химзавода, траву, пучками растущую сквозь трещины в бетоне. Мальчишка будто видит свой город впервые. После многолюдного шумного Лондона Азиль выглядит неуютным и умирающим. «Так и есть. Дом, в котором не живут, а выживают», – вздыхает Жиль.
Наконец-то им встречаются люди. Пожилая женщина, мальчик-подросток и стайка малышей от двух до шести. Женщина приглядывает за детишками, которые во что-то играют прямо посреди дороги. Подросток ржавой железкой колупает землю возле стены.
– Эй, малый! – окликает его Гайтан. – Подь сюды, дело есть.
Пацанёнок подходит, вытирает грязные руки о такие же грязные штаны.
– Малый, метнись до полицаев. Скажи, что вернулись те, кого посылали в Англию.
– Куда-а-а? – переспрашивает подросток, косясь на Сури, восседающего на рюкзаке.
– В жопу мира, блядь! – теряет терпение Гайтан. – Давай, несись уже! Глядишь, за хорошую новость и дадут чего. И это… пусть в Ядро зашлют кого-нибудь.
Пацан уносится вниз по улице, пыля разбитыми ботинками. Гайтан подхватывает под мышки обеих девочек, пыхтя, подкидывает их слегка, делает вид, что вот-вот уронит. Девчонки радостно взвизгивают, Амелия хохочет.
– Пошли обратно. Отец Ланглу велел не расходиться и сидеть на месте, – сообщает Гайтан и несёт девчат к вокзалу.
За ними приезжают через час. Всё это время Жиль отчаянно пытается спрятаться от взглядов Сорси, Фортена и отца Ксавье. «Где Акеми? – словно спрашивают они. – Скажи, чем у вас всё кончилось?»
Похрустывают под подошвами ботинок битые стёкла и каменная крошка. К перрону выходит начальник полиции Канселье. Он, как обычно, хмур, блестящие чёрные волосы гладко зачёсаны назад, форменная рубаха застёгнута на все пуговицы. За руку Канселье ведёт худенького бледного ребёнка лет шести. Длинные рыжие волосы, собранные в неаккуратный хвост, делают его похожим на девочку, но черты лица выдают мальчишку.
– Здрасте, месье Канселье! – первой кричит Амелия, заметив их. – А кто это у вас?
– Николя! – ахает Сорси, роняет под ноги свою сумку с рукоделием и бросается ребёнку навстречу.
– Шеф обещал – шеф присмотрел, – деловито докладывает Канселье. – Чего ж ты не сказала, что он такой дикий у тебя, а? Жил под кроватью, есть вылезал, когда меня не было. Мылся с боем. Зато от жены моей не отходил.
Мальчик обнимает девушку, прячет лицо в складках одежды. Сорси подхватывает его на руки, ребёнок вцепляется в неё, жмётся и замирает, закрыв глаза. Она целует его в щёки, шею, нос, растрёпанные рыжие волосы, тискает, словно всё ещё не веря, что он настоящий.
– Всё, я вернулась, родной. Мама больше никогда тебя не оставит…
Ксавье и Жиль удивлённо переглядываются, Жак Фортен чешет кудрявый затылок. Амелия неуверенно спрашивает:
– Это твой ребёночек, да, Сорси? Он мальчик, да-а-а?
Рыжая молча кивает, трётся щекой о макушку сына. Гайтан подходит к ним, смыкает объятья вокруг обоих.
– Я тут эта… подумал. Не смейся, Сорси. Вообще ща буду не с тобой говорить, – бурчит он, запинаясь. – Николя, ты истории любишь слушать? А ты смелый? Думаю, очень. Ваще самый храбрый! А страшные истории не боишься? Ну, если я их тебе и маме перед сном рассказывать буду?
Мальчик открывает глаза – зелёные, как у кошки. Смотрит на Гайтана строго, недоверчиво. И вдруг взгляд ребёнка теплеет, и Николя кивает.
– А на шею хочешь? – подмигивает Йосеф. – Я большой, с меня далеко видать. Мама тут будет, я её за руку возьму, чтобы не убежала. Садись-ка и держись за меня. Готов?
Прыг!
Миг – и здоровяк подкидывает мальчонку в воздух, ловит его и сажает себе на шею. Николя испуганно ойкает, привыкая к новым ощущениям, осторожно берётся за уши Йосефа.
– А я? – завистливо ноет Амелия.
– А у тебя свой папа есть, – важно отвечает Гайтан. – Сейчас приедет – и катайся у него на шее. А мы с Николя будем Азиль от хрени пошатущей охранять. Эта… не дуйся. Ты мой друг навсегда.
Сорси прячет смущённую улыбку, треплет Амелию по волосам.
– Месье Канселье, а где мой папа? Вы же его не посадили в тюрьму? – беспокоится малышка.
– Папа в полном порядке, вёл себя хорошо, скоро приедет. Обещаю.
Начальник полиции жмёт руки Ксавье Ланглу и Фортену, окидывает удовлетворённым взглядом всю компанию и произносит:
– Ну, рад, что все вернулись в добром здравии и даже с гостем. А Дарэ Ка где?
– Смоталась, как только приехали, – ехидно отвечает Сорси.
– Ну и отлично. Не придёт сама – мои люди приведут, – усмехается Канселье и присаживается на корточки перед Амелией и Ронни:
– Мадемуазель Каро, как вы себя чувствуете? У вас новый друг, да?
– Это Ронни, она моя подруга, – радостно тараторит Амелия. – Она волшебная! И возила меня в зоопарк! Гайтан её в мешке принёс, вот! Она не мальчик, правда-правда!
– Йосеф, ты давно практикуешь похищение детей? – усмехается Канселье.
– Ну, так получилось, – растерянно басит здоровяк.
– Тебя я жду на доклад послезавтра к полудню. Не вздумай проспать.
Гайтан оглядывается на сидящего на плечах Николя, подмигивает ему и сообщает:
– Не, я послезавтра занят. На свадьбе буду.
Сорси поникает, отворачивается, подбирает с пола сумку, стряхивает с неё мусор и пыль.
– Свадьба без тебя обойдётся, – возражает Канселье.
– Да щаз! Если я вам так нужен послезавтра – приходите к нам свидетелем. Я женюсь, шеф, извиняй! Рыжая, чего отвернулась? Или ты за меня не пойдёшь?
Сумка снова падает в пыль. Сорси стоит, растерянно открыв рот, краснеет. Жиль, наблюдающий за этой картиной, чувствует себя неуютно и как-то нелепо.
– Эта… колечко мы с отцом за ночь выкуем. Так пойдёшь за меня, а, Сорси?
– Я ж гулящая… – мямлит она.
– Ну и гуляй себе, если я тебя как муж не устрою. Николя, возьмёшь меня в папки?
Пацанёнок смотрит на маму, потом на руки Гайтана и кивает. Вслед за ним кивает и Сорси.
Когда стихают радостные вопли Амелии и Ронни, Канселье перестаёт улыбаться, напускает на себя серьёзный вид и спрашивает:
– Ну, со свадьбой и свидетелем разобрались, теперь давайте по делу. Месье Ланглу, как прошло ваше путешествие?
Ксавье медлит с ответом. Жиль стоит у него за плечом, напряжённо ждёт.
– Неоднозначно, – произносит наконец священник. – Дорога опасная. Пути целы, но
