Вскочил старый жрец Груулл, самый старый из всех трехсот высших жрецов Храма, и, тряся длинными седыми волосами, закричал высоким, почти писклявым птичьим голосом:
— О чем ты говоришь, о Стерегущий?! Если о том, ЧТО я подумал, то лучше бы мой старый слух навсегда замкнулся для звуков мира!
— Довольно!
Тряся головой, престарелый жрец опустился на свое место, но его нижняя челюсть непрестанно двигалась вверх-вниз, выпуская какие-то слова, брызжущие сомнением и старческой слюной.
— Довольно, — повторил Омм-Гаар, — я знаю, что говорю, и на мне лежит вся полнота ответственности. Говорю вам, нет иного пути: наши армии разбиты, в народе пышным цветом цветет смута, многие из верных слуг Храма пропадают без вести, чтобы потом — не всем! — быть найденными где-нибудь в канаве за городом, с перерезанным горлом… либо в зловонных катакомбах под городом, с лицом, объеденным то ли крысами, то ли самими демонами! А не напомнить ли вам о том, как в одну прекрасную ночь по мановению руки Леннара были вырезаны несколько десятков высокопоставленных жрецов, наших братьев самых последних степеней посвящения, непримиримых борцов против Новой Скверны! Я уж не говорю о том, что мы не можем себя чувствовать в безопасности даже в собственной опочивальне! На жрецов идет охота, настоящая охота, и они не успокоятся, пока не вырежут всех нас! Брат Моолнар подтвердит мои слова. Ревнители, наши прославленные воины Храма, уничтожены на две четверти. Приходится набирать ополчение из полуграмотных мужиков и свежеиспеченных дружин, согнанных, как стадо на убой, продажными эрмами, которые только по недоразумению носят дворянское звание! Эрмы ганахидские и арламдорские… о, разве они, верны Храму, верны вообще кому-либо? Они точно так же служили бы Энтолинере, если бы она сумела заплатить больше! Эрмы, все эти Первые и Вторые Воители… дезертиры, продажное стадо! Они колеблются, они разбегаются! Я не знаю, каким образом мы до сих пор умудряемся удерживать столицу государства! Удивляюсь, как земля еще не горит у нас под ногами! Ведь Леннар вездесущ… его проклятые Обращенные повсюду, они уже навели мосты между Верхними и Нижними землями, они уже привлекли на свою сторону бесстрашных беллонских аэргов и этих бешеных наку, болотных дикарей! Наше положение чудовищно! Сам Сын Неба колеблется и держит в Горне, столице Ганахиды, целую армию отборных и надежнейших братьев из ордена Ревнителей, не решаясь бросить их в бой. Он опасается, он не дает резерва!.. Но предстоятель Храма сделал лучшее: не нужно резерва, пусть ганахидские Ревнители стоят в Горне и обеспечивают безопасность Подателя веры! Он сделал лучшее: он благословил меня на то, о чем я сейчас вам говорю!!! И не смейте прекословить! Ведь я… я предлагаю вам СРЕДСТВО, благодаря которому нам станут верны не только те, кто сейчас воюет на нашей стороне, нет!.. Даже те люди, которые околдованы лживыми россказнями Леннара и его сообщников, преклонят головы и возвратятся под сень Благолепия силой истины, явленной им!
— Так что это за средство?! — взревел Омм-Моолнар. — Назови его, назови полностью, не разменивайся на словесные кружева!
Это было ужасающим нарушением храмового этикета. Но никто, решительно никто не обратил на это внимания. Что значила эта фраза по сравнению с пламенем речи, только что произнесенной Стерегущим Скверну?… Никогда еще глава ланкарнакского Храма не говорил так откровенно и беспощадно.
А ведь он еще не сказал ГЛАВНОГО.
Владычица Аллианн… Святая Чета, грот… к чему клонит Стерегущий Скверну? Почему он молчит, дыша так тяжело, так прерывисто, словно выбирая из воздуха всю живительную силу?… Что извергнут сейчас эти скорбно сомкнутые, чуть подрагивающие губы?…
Говори, Стерегущий!..
И Стерегущий заговорил:
— В Гроте Святой Четы, в саркофаге, внутри которого клубится священный туман, погребена БОГИНЯ. Знание об этом вручено каждому, из нас, но только немногие осмеливаются хотя бы взглянуть на ТУ, которая спит там. Так вот, братья… Мне известен способ РАЗБУДИТЬ милосердную Аллианн! Отобрать у тысячелетнего сна Ту, для Которой светит солнце! И если она встанет… если она встанет и отдаст повеление, весь мятеж угаснет, как уголек под каблуком!!!
Никогда еще зал Молчания не был так близок к тому, чтобы ниспровергнуть смысл и значение своего имени, пришедшего из седой старины. Казалось, сами каменные плиты пола, сами своды потолка и резной камень гордо вознесенных колонн дрогнули, глухо застонали от этих слов. Омм-Моолнар, по характеру и по занимаемой должности совсем не впечатлительный человек, медленно поднял глаза и увидел, что золотые навершия первосвященнического сиденья Омм-Гаара начинают мутнеть, расплываться… Или это предательский туман в глазах?… Слабость, позорная, неуместная слабость? Брат Моолнар дернул шеей и выговорил:
— Но, пресветлый, как же…
Он не представлял, собственно, что скажет дальше. Путник, которого в горах застала лавина, тоже не представляет, в каком сугробе он останется навсегда, какой завал станет ему могилой. Собственно, Стерегущий Скверну и не намеревался дослушать Моолнара. Он крикнул:
— Вы забываете, что это зал Молчания, братья! Только я вправе…
Кряхтя, медленно поднялся старейший из жрецов Благолепия, седобородый Груулл, затряс головой гневно:
— Святотатство! Ты забываешь, Стерегущий, какие страшные запреты наложены на самое имя Святой Четы, а не то что на место упокоения милостивой Аллианн, да простится мне, что я упоминаю ее имя по столь скорбному поводу! Даже предстоятель, сидящий в Первом Храме, в Ганахиде, не может отменить древних запретов! Казалось бы, ты, как первый из братьев Храма, лучше всех из нас должен знать, сколь неприкасаемо имя Святой Четы и неназываемо самое имя владычицы Аллианн! А ты… ты предлагаешь воззвать к ней самой! Разве ты забыл, о Стерегущий, какая кара налагается на того, кто допустил поругание этого священнейшего и чистейшего из символов Благолепия?! Забыл? Ведь ради собственного спасения ты предлагаешь нам не просто святотатство, а — СВЯТОТАТСТВО!!!
Никто не думал, что дряблый, дряхлый и выцветший козлиный фальцетик старого фанатика способен налиться такими могущественными, сочными, полнозвучными тонами. Голос Груулла загремел, как главный храмовый колокол в день Желтого Паука:
— Зал Молчания!!! Что ты указываешь нам на запрет говорить здесь без позволения первосвященника, если сам первосвященник — ты, о Омм-Гаар! — предлагаешь наложить кощунственную лапу на самое святое, чего касается дыхание великого Ааааму, — на усыпальницу его спутницы, милостивой владычицы Аллианн, Второй из Святой Четы!!!
