Дини, послушай меня. Ты не должен в чём–то сомневаться. Ты должен идти, то есть лечить людей. Не думай о том, что не спасёшь кого–то. Просто иди вперёд. Иди, это твоя судьба. Твоя дорога. Если усомнишься — не пройдёшь её. Ты не можешь видеть своё будущее, поэтому терзаться заранее не имеет смысла. Если ты можешь спасти хотя бы одну жизнь, сделай это. Даже если, как ты думаешь, эту жизнь скоро опять отберут. Иди до конца, только так ты одолеешь весь путь.
Дини заёрзал. Кажется, силы возвращались к нему. Однако его терзало ещё кое–что, и мальчик боялся об этом спросить. Наконец, он зажмурился и прошептал:
— Папа, ты ведь говорил, что, если очень сильно захотеть, я увижу вас с мамой. Ты говорил, если осилить дорогу, то в конце вы обязательно будете меня ждать.
И я не обманывал тебя, мой мальчик.
Показалось ли ему, что отец улыбнулся? Дини не был в этом уверен. В следующее мгновение после этих слов что–то изменилось, и мальчик увидел полумрак чужого дома, и вместо отца — женщину и её дочь. Образ отца исчез. Растворился. Похоже, Дини услышал всё, что мог бы сказать ему отец, приди он сейчас в этот дом в реальности.
Девочка заворожено смотрела на него. Женщина лежала неподвижно, с закрытыми глазами, то ли провалилась в сон, то ли в беспамятство.
Дини поднялся с пола. Чувствовал он себя намного лучше. Казалось, он проспал весь день. Помог ли ему восстановиться внутренний разговор с отцом? Впрочем, неважно. Главное — мальчик почувствовал себя увереннее. Теперь уже ничто не заставит его опустить руки. Он сделает для этих людей всё, что сможет. И, если останутся силы, пойдёт дальше. И не будет думать о том, напрасны или нет его усилия.
Мальчик приблизился к женщине, и девочка медленно уступила ему дорогу. Дини приложил руки к телу женщины, и хотя жгучая боль тут же вцепилась ему в ладони, он их не убрал.
Спустя минуту боль исчезла, будто мираж. Теперь мальчику ничто не мешало.
5
Булох поклонился Флеку и на всякий случай спросил:
— Отец, мне возвращаться?
Флек осмотрелся.
Полчаса назад Правитель покинул Столицу, и уже за это время перед воротами навалили брёвен и крупных ящиков, которые использовались в подвале резиденции Правителя для хранения продуктов и напитков. Народ, и без того начинавший подозревать неладное, лишился последних сомнений. Его не собирались выпускать. Более того, ничего не объяснив, Правитель покинул Город, приказав воинам забаррикадировать выход.
Толпа сгущалась подобно тучам, соединявшимся для рождения чудовищной силы грозы, когда прискакал Булох. У Гурина всё в порядке, сообщил он. Мальчик нашёл в себе силы и вылечил женщину. Сейчас занялся её дочерью. Неизвестно, сделает ли он что–то после того дома, но Гурин уже определяет следующее место, куда они направятся. Гурин спрашивал, когда Флек снова присоединится к ним.
Как только убедится, что ворота закрыты намертво, ответил Флек.
Теперь, когда Булох собрался назад, толпа уже втекала на площадь перед воротами из всех улочек, крупных и мелких.
— Обожди, — сказал Флек. — Это сброд сейчас в таком состоянии, что у тебя вряд ли получится пройти его беспрепятственно. Сначала мы проверим, насколько велико их желание выйти из Города. После чего отправимся к нашему маленькому другу.
Булох не возражал. Минуту назад он вообще не думал, что могут возникнуть какие–то проблемы с горожанами, но теперь, после слов Флека, признал, что это реально. По–видимому, понукаемые друг другом, горожане решили идти к выходу, рассчитывая, что гвардейцы заслона не применят оружие. Безмолвно уступят огромному количеству людей, жаждущему свободы. Возможно, у них были на то основания, ведь Правитель покинул Город, и они не верили в жестокий вооруженный отпор.
Недалеко от ворот уже давно топтались горожане, но их было немного. И вот теперь к ним прибавились более плотные массы, слились, подтолкнули их вперёд, вплотную к Южным воротам.
— Откройте ворота! — раздавались голоса. — Нам нужно выйти! Почему нас не выпускают?
Выкрики стали громче, увереннее. Толпа подползала к самой баррикаде. Её не смутили даже готовые к бою арбалеты.
Флек поднялся на ступеньки, ведущие на стену, чтобы лучше видеть. С ним поднялись Булох и сержант, руководивший заслоном.
— Начинайте, — сказал Флек, спокойно, как–то вяло, будто речь шла о чём–то ином, не о массовом убийстве.
Сержант побледнел, но всё же коротко отозвался:
— Да, отец.
Он сбежал к воинам, раздался короткий рык.
В следующую секунду в толпу вонзилось десятка два стрел. Послышались вопли убитых и раненых. Толпа отхлынула. Однако сзади напирали, то ли не понимая что происходит, то ли из–за расстояния и относительной безопасности, родившей самообман, и отступление приостановилось.
— Ещё три залпа! — крикнул Флек.
Арбалетчики выпустили новую очередь. Толпа, точно животное, наконец, осознавшее, чем ему грозит упрямство и нерасторопность, хлынула прочь. Но это ничего не изменило. Гвардейцы продолжили арбалетный огонь. На земле оставалось всё больше убитых или тяжелораненых, корчившихся, орущих.
— Выйти вперёд! — скомандовал Флек. — Очистить площадь!
Цепь воинов преодолела баррикаду, медленно, стройной цепью двинулась вперёд. Тяжелораненых добивали. Стрелять в толпу почти не имело смысла — люди убегали, и лишь скученность мешала быстро уйти в прилегающие к площади улочки. Количество затоптанных в давке сравнялось с количеством застреленных из арбалетов.
Когда народ, наконец, покинул площадь, задавленных оказалось намного больше. Часть из воинов, что составляли цепь, начала уборку тел. Горожане в панике разбегались по домам и запирали двери, не думая о том, когда они смогут выйти на улицу.
Никто из них не знал, что больше половины тех, кто находился на площади, уже поражены болезнью без названия.
1
Пока его везли к следующему дому, Дини задремал. Когда его внесли в дом, ему показалось, что он спокойно проспал несколько часов. Что, конечно же, восстановило силы. И снова это напомнило маленькое чудо. Особенно после того ощущения, что никогда больше не встанешь на ноги, не говоря, чтобы кого–то вылечить.
Но мальчику был уготован очередной удар. Прежде чем он рассмотрел людей в доме, перед внутренним взором вспыхнуло жуткое видение. Оно едва не ослепило мальчика. Сетка, белёсая, шевелящаяся, это скопление длиннющих личинок, возникла так резко, что мальчик отшатнулся.
Из сетки полезли вверх сотни отростков, жадных, проворных, неумолимых. От этого видения повеяло гнилью, сопровождающую смерть во всех её обличьях, безысходностью, ужасом, неверием в саму жизнь. Каждый из этих отростков должен отнять чью–то жизнь. Каждый из них, казалось, кричал об этом беззвучным воплем.
