Гасли на стене экраны. Величественный шум Меняющейся Вселенной звучал как реквием башне, реквием порывам дел и мыслей людей, их взлетам и низвержениям.
Валерьян Вениаминович поднялся, решив не ждать, пока погаснет стена. «Правило: капитан покидает корабль последним — вряд ли относится к капитанам, которые губят свой корабль». Он вышел из зала, направился вниз.
Глава 28. «И ты — над тем!»
Особенность человека
Впереди стада идет круторогий баран с колокольчиком. Овцы уверены, что он знает, куда их ведет. А баран всего лишь желает быть впереди: непыльно и хороший выбор травы.
К. Прутков-инженер. Мысль № 211
I
«Главное, делать ничего не надо, — с тайным удовлетворением думал Пец, опускаясь лифтами к основанию башни. — Красться под покровом тьмы к причальным лебедкам, перепиливать канаты или закладывать взрывчатку — это я не смог бы, устарел. Было время, рвал мосты, пускал немецкие эшелоны под откос… но силы не те, умонастроение не то. А так — пусть делается само. Я погублю свое учреждение по высшему бюрократическому классу, посредством попустительства и ничегонеделания…»
Внизу народ валил к проходным сплошным потоком. Тех, кто обращался с вопросами и заботами, Валерьян Вениаминович отшивал стереотипно: «Завтра, на сегодня все, эвакуация есть эвакуация». Но желающих уточнить обстановку было немного: у всех в памяти хранились вчерашняя вспышка и сегодняшние похороны.
Напоследок директор обошел владенья свои. Кольцевая площадка эпицентра была, как обычно, заполнена механизмами, автомобилями, приборными контейнерами, саженными катушками кабелей. Но на спиральную дорогу уже не въезжали. Одна за другой застывали стрелы кранов. В зоне еще работали человек двадцать. Да в башне, в нижних этажах, прикинул Пец, человек десять энергетиков и обслуги, да охрана — всего с полсотни наберется. Ну, эти эвакуируются легко, когда начнется, ноги сами унесут. «Что начнется? — спросил он себя. — Как это будет выглядеть? Волны неоднородности, идущие сверху, сильные колебания засосанного в Шар воздуха… словом, весело будет. Самум, тайфун и землетрясение».
Лавируя между машинами и ящиками, Валерьян Вениаминович выбрался к краю зоны. У ограды на бетонном фундаменте стояла лебедка. От ее барабана уходили вверх сплетенные вместе канаты: металлический, для заземления сети, и капроновый — из тех, что удержат работающий всеми движителями океанский лайнер. Рядом прохаживался охранник в черной форме и с карабином. Увидев директора, он встал смирно, назвался, доложил, что на вверенном ему посту все в порядке. Пец осмотрел канат: пожалуй, выдержит. Тогда, вероятно, вырвет лебедку вместе с фундаментом?… Скорее всего, еще до этого порвутся сети.
Молодцеватый блондин-охранник с таким уважением смотрел на Пеца, что тому захотелось сделать что-то приятное и ему. «Не назначить ли его с завтрашнего числа начальником охранотряда?» Но Валерьян Вениаминович вовремя понял, что это провор-резвунчик толкает его на выходку, удалился молча.
У проходной «П, Р, С» его ждал озабоченный Буров. Он сообщил об осечке: в хозяйство Волкова его не пустили, поскольку право входа туда имели только директор и главный инженер по спецпропускам, а у него такого еще нет. Он связался с Волковым по телесвязи, потребовал выполнить распоряжения дирекции…
— …а он, понимаете ли, ни в какую: они не могут прервать испытания, да и с техникой безопасности, говорит, у нас порядок.
— Ага… — Пец заколебался. «Они в середине башни, от десятого до двадцатого уровня. Успеют удрать?… Ой, вряд ли! Эй, если ведешь крупную игру, не думай о пешках. На войне как на войне. Предупредили их, что еще? Нет, нельзя».
Вместе с Буровым он вошел в комнату табельщиков, вызвал по инвертору Волкова. Тот возник на экране, заговорил первым:
— Товарищ Пец, о таких вещах нас следует предупреждать заранее. Мы не можем прервать испытания, это ведь испытания на время непрерывной работы — именно! Если остановить, весь комплект устройств надо выбрасывать, ставить новые. А это миллионы и миллионы. И потом, вы ведь знаете: у нас за все время ни одного случая, ни одного ЧП.
— Дело не только в технике безопасности… — Пец, желая поладить миром, попытался даже вспомнить имя-отчество полковника, но не вспомнил, — товарищ Волков. Вы лучше меня знаете, что в армии о подъемах по тревоге заранее не предупреждают. Так и здесь. Не ставьте себя государством в государстве, выполняйте приказ!
— Я никем себя на ставлю, но ваш приказ выполнить не могу, поскольку он противоречит приказу моего начальства: срочно провести испытания. Снеситесь… вы знаете с кем, добейтесь отмены.
В упорстве, с каким это было сказано, Валерьян Вениаминович легко уловил подтекст: не заставишь, и про то оружие докладную напишу!
— Хорошо. А какие вам даны приказы на случай опасности?
— Какой еще опасности?
— Такой, когда можно и машины, и головы потерять. Скажем, землетрясение в семь баллов? — Пецу все-таки не хотелось говорить прямо.
— Что-то я не слышал о присоединении Катагани к сейсмической зоне, — быстро отпарировал Волков. — Во всяком случае, будем вести себя, как там: нет землетрясений — работают, есть — спасаются. Вот так!
— Так вот, — симметрично отозвался Пец; он сознавал, что отправляет себя на скамью подсудимых, и тем не менее сказал все весомо и четко: — Мы ожидаем сегодня, в 17 часов с минутами, нечто вроде землетрясения, только придет оно сверху, из ядра Шара. Какие формы оно примет, неясно, но возможны и самые катастрофические. Поэтому… и учтите, наш разговор записывается на пленку! — к пяти часам будьте настороже — и при первых признаках опасности… она проявит себя изменениями неоднородности, почувствуете — все вниз. И не рассчитывайте заработать медаль «За отвагу», полковник. И медали не будет, и головы.
Он отключил инвертор, вышел с Буровым наружу.
— Что-то вы его слишком натурально стращали. Валерьян Вениаминович, — заметил тот, — не понарошке.
— Так ведь геройские люди, их иначе не урезонишь, — ответил Пец, направляясь за проходные, в сторону вертодрома. Он был взбудоражен разговорами и очень хотел остаться один, успокоиться; и вообще — чтобы все поскорее кончилось. — Ну, Витя, на сегодня все, отправляйтесь домой, отдыхайте, набирайтесь сил, завтра будет трудный день. («Завтра не будет трудного дня, вообще больше не будет трудных дней».)
— Нет, я хотел бы остаться, — заявил Буров. — Надо же кому-то из… из руководителей находиться здесь, присматривать.
