– Согласна, – твердо сказала Карин.
– Согласен, – тут же эхом отозвался Марк.
– Согласна, – произнесла тетя Корделия, и, приподняв бровь, взглянула на сидящую на кушетке пару.
– Согласна, – сказала мама. С тем же необычным, лукавым весельем в глазах она выжидательно поглядела на па.
Он кинул на нее долгий, потрясенный взгляд, говорящий «и ты тоже?!». – Ты переметнулась на их сторону!
– Кажется, так. Не не присоединишься ли к нам? – ее улыбка стала еще шире. – Понимаю, в этот раз нам не хватает сержанта Ботари – врезать тебе в челюсть и помочь нам тебя уволочь против твоего желания. Но нам бы ужасно не повезло, попробуй мы отправиться за головой претендента Фордариана без тебя. – Она стиснула его руку сильнее.
Очень долгое мгновение спустя па наконец отвел взгляд от нее и свирепо нахмурился на Марка. – Ну, знаешь – если ты обидишь ее, я сам тебя прибью!
Марк испуганно кивнул.
– Твое дополнение принято, – с сияющими глазами промурлыкала тетя Корделия.
– Тогда согласен! – рявкнул Па. Он снова откинулся на спинку дивана с брюзгливым выражением на лице, говорящим «и что вы меня только не заставляете делать!». Однако маминой руки не выпустил.
Марк уставился на Карин с едва сдерживаемым восторгом. Она почти воочию представляла, как Черная Команда у него в голове скачет вверх-вниз, разразившись поздравлениями, и как лорд Марк велит им затркнуться, чтобы не привлекать к себе внимания.
Карин для храбрости вздохнула, запустила руку в карман жакета и вытащила свои бетанские серьги. Ту самую пару, объявляющую, что она взрослая и у нее стоит имплантат. С легким усилием она вдела каждую в мочку уха. Это не декларация независимости, подумала она, поскольку она все еще живет в паутине зависимости. Это еще одна декларация Карин. Я – та, кто я есть. А теперь посмотрим, чего я могу достичь.
Чуть запыхавшийся оруженосец Пим впустил Катерину в вестибюль особняка Форкосиганов. Он подергал, расправляя, высокий воротник ливреи и улыбнулся со своим обычным радушием.
– Добрый день, Пим, – сказала Катерина. Она была довольна, что сумела заставить свой голос совсем не дрожать. – Мне нужно видеть лорда Форкосигана.
– Да, мадам.
Катерина наконец-то с запозданием поняла, что реплика Пима Да, миледи!, обращенная к ней в этом самом холле в вечер званого ужина, была выдававшей его оговоркой. Тогда она этого не заметила.
Пим нажал клавишу своего наручного комма. – М'лорд? Вы где?
Из комма послышался слабый глухой стук и приглушенный голос Майлза: – На чердаке в северном крыле. А что?
– К вам пришла госпожа Форсуассон.
– Я сейчас спущусь… нет, погоди. – Короткая пауза. – Проводи ее сюда. Держу пари, ей захочется на это посмотреть.
– Да, м'лорд. – Пим сдел жест в сторону заднего крыльца. – Сюда. – Пока она шла за ним к лифтовой шахте, он добавил, – Маленький Никки сегодня не с вами, мадам?
– Нет. – Ей не хватило духу объяснить, почему. И она ограничилась одним словом.
Они вышли из лифтовой трубы на пятом этаже – так высоко она не разу не поднималась во время той первой, незабываемой экскурсии по дому. Она проследовала за ним через прихожую, пол которой не был покрыт ковром, и сквозь пару двойных дверей в огромное помещение с низким потолком, простирающееся от одной стены дома до другой. Выпиленные вручную стропила, сделанные из больших деревьев, пересекали пространство над головой, между ними желтела штукатурка. Высокую кипу различных вещей рассекала посереди пара проходов, над которыми свисала голая осветительная арматура.
Частью эту кипу составлял обычный чердачный хлам: потертая мебель и светильники, забракованные даже для комнат прислуги; рамы от картин, которые уже ничего не обрамляли; покрытые пятнами зеркала; обернутые квадраты и прямоугольники – может быть, живопись; скатанные в рулон гобелены. И еще более древние керосиновые лампы и подсвечники. Таинственные корзины и коробки, обтянутые потрескавшейся кожей чемоданы, изрезанные деревянные сундуки с выжженными ниже замка инициалами давно умерших людей.
Но дальше список делался более примечательным. Рядом с вытесанным вручную столбом-подпоркой втиснулась охапка ржавых кавалерийских копий с обернутыми вокруг древка сморщенными, выцветшими коричнево-серебряными флажками. Вешалка с плотно увязанными поблекшими ливреями оруженосцев, тоже коричневыми с серебром. Огромное количество лошадиной сбруи: седла, уздечки и упряжь с ржавыми бубенчиками, запутанными кисточками, покрытым пятнами серебряным тиснением и разбитым, потрескавшимся, выцветшим бисером; подседельники и попоны с ручной вышивкой – монограммой Форкосиганов или различными вариантами узора на тему их герба. Десятки мечей и кинжалов в беспорядке торчали из бочонков, словно какие-то стальные букеты.
Майлз с закатанными рукавами сидел посереди этого мусора в центре одного из проходов, ближе к противоположному концу комнаты, в окружении трех раскрытых сундуков и полуразобранной груды бумаг и свитков. Один из сундуков, явно только что отпертый, был до краев полон разнообразным устаревшим энергетическим оружием – Катерина понадеялась, что его батареи давно разрядились. Некоторые бумаги, похоже, были только что извлечены из ящика поменьше. Он поднял взгляд и весело усмехнулся.
– Я же говорил вам, на чердаки стоит посмотреть. Спасибо, Пим. – Пим кивнул и удалился; теперь Катерина уже знала, как расшифровать этот кивок – пожелание удачи своему лорду.
– Вы не преувеличивали, – согласилась Катерина. И что это за чучело птицы висит вниз головой в углу, свирепо тараща на них злобные стеклянные глаза?
– В тот единственный раз, когда я привел сюда Дува Галени, с ним чуть не случился припадок потери связной речи. Прямо на моих глазах он снова преобразился в доктора истории профессора Галени, а потом часами – днями – бушевал, наскакивая на меня за то, что мы не каталогизировали все это барахло. Стоит мне допустить ошибку и напомнить ему об этом, и он готов говорить на эту тему бесконечно. Мне-то казалось, что отец, организовав документохранилище с климат-контролем, сделал уже достаточно. – Он жестом пригласил ее присесть на длинный лакированный сундук из древесины грецкого ореха.
Катерина села, молча ему улыбнувшись. Надо бы сообщить ему дурные новости и уйти. Но он в таком явно приподнятом настроении, что она просто не может его огорошить. И с каких это пор звук его голоса стал так ласкать ее слух? Пусть он еще немножко поболтает…
– Короче, я наткнулся на кое-что, что, по-моему, могло бы вам быть интересным…, – Его рука потянулась к чему-то большому, укутанному плотной белой тканью, но нерешительно задержалась над сундуком с оружием. – На самом деле, и это тоже довольно интересно, хотя скорее во вкусе Никки. Он ценит гротеск? Думаю, для меня в его возрасте это была бы сногсшибательная находка. Не понимаю, как я мог это пропустить, – о, конечно, ключи-то были у деда. – Он поднял из сундука мешок из грубой коричневой ткани и с легким сомнением покопался в его содержимом. – Вот это, кажется, мешок с цетагандийскими скальпами. Хотите посмотреть?