Степан Григорьевич удовлетворенно кивнул головой.
Присутствующие заметно оживились, головы всех, как по команде, повернулись к главному входу. Седых выпрямился.
По платформе один за другим шли члены приемочной комиссии. Степан Григорьевич, не меняя позы, искоса взглянул на них. Среди них был Андрей.
— Степан, здравствуй! — Андрей подошел к брату. — Почему ты не показывался все последние дни? Ведь вы член приемочной комиссии. Почему ты не принимал участия в нашей работе?
Степан Григорьевич пренебрежительно пожал плечами.
— Мое дело было построить, — кратко сказал он и отошел к столу.
Андрей на мгновение задержался. Он как бы старался вникнуть в скрытый смысл этих слов. Потом, вспыхнув, он рванулся было к брату, но удержался.
Люди подходили к Седых и подписывали акт и рапорт правительству в полной тишине.
Степан Григорьевич тоже поставил свою подпись. Он расписался размашисто, через весь лист.
Андрей взял перо последним.
— Дай мне акт и рапорт, — протянул Степан Григорьевич руку. — Здесь не хватает американских подписей. С первым поездом я лично доставлю их Кандерблю. К тому времени, когда ты приедешь, акт уже будет подписан и рапорт правительству отослан.
Андрей удивленно посмотрел на брата и неуверенно передал ему бумагу.
Седых говорил перед микрофоном, обращаясь ко всем участникам строительства:
— Я счастлив, что стал современником эпохи Великих работ, создавшей Арктический мост, “лунолет”, плотину в Беринговом проливе, Мол Северный. Эти грандиозные работы показывают, что может создать труд людей, обращенный на борьбу с природой, покоряющий стихию, пространство, время! Сейчас подо льдом Ледовитого океана помчатся первые сверхскоростные поезда, право вести которые надо рассматривать как величайшую привилегию, как признание в водителе исключительных творческих заслуг перед человечеством…
Степан Григорьевич взглянул на Андрея и, тщательно свернув акт, положил его в карман. Не дослушав речи Седых, он деловито направился в диспетчерскую. Андрей не умел скрывать свои чувства, как Степан. Со смешанным чувством настороженности и огорчения смотрел он вслед брату…
Гул подходившего к перрону поезда отвлек его внимание. Видимо, Степан Григорьевич уже вызвал состав.
Седых принесли радиограмму. Старик достал очки и прочел громко, забыв отодвинуть или выключить микрофон:
— Радиограмма из Туннель-сити: “К приему поезда готовы. Просим привезти из Мурманска горячий обед. Получение его первым поездом рассматриваем как личную премию. Из-за толпы репортеров и туристов сообщение с квартирой и ресторанами прервано. Персонал ничего не ел. Герберт Кандербль”.
Иван Семенович оглядел всех, сдвинул очки на лоб и вдруг оглушительно расхохотался. Его громкий, заразительный смех транслировался почти всеми радиостанциями мира.
— Термосы с обедом! Живо! — послышалась команда Степана Григорьевича.
Странный поезд, без окон и дверей, напоминавший непомерно длинную цистерну, уже стоял у перрона. Андрей любовно потрогал цилиндрическую обшивку вагонов.
Степан Григорьевич прошел мимо него и обратился к Седых:
— Иван Семенович, радируйте Кандерблю, что я доставлю ему обед. — Обернувшись к Андрею, он добавил: — А тебя, Андрей, мы встретим со всеми репортерами и туристами, как подобает. Ваш поезд пойдет следом за нашим, как только мы достигнем Туннель-сити.
— Хорошо, хорошо, — скороговоркой проговорил Андрей и прошел к головной части поезда.
Седых недовольно посмотрел на Корнева-старшего и сделал знак, чтобы тот подошел к нему, но Степан словно не заметил этого. Тогда старик крякнул, откашлялся и, пододвинув к себе микрофон, сказал:
— Через несколько минут отправляется первый поезд. Правительство СССР и президент США, отмечая исключительные заслуги инженера, создавшего проект Арктического моста и принявшего самоотверженное участие в его строительстве…
Степан Григорьевич, прервав распоряжение, которое давал одному из инженеров, вытянулся. Он высоко поднял голову. Глаза его смотрели поверх всех голов, шея была напряжена. Рукой он взялся за блестящую ручку двери, ведущей в кабину управления первого сверхскоростного поезда.
— …доверили ведение первого поезда автору проекта Арктического моста, председателю приемочной комиссии и бывшему начальнику строительства инженеру Корневу Андрею Григорьевичу! Второй поезд поведет главный инженер и заместитель начальника строительства Степан Григорьевич Корнев.
Степан вздрогнул. Он повернул к Седых голову, словно желая проверить услышанное. Автоматически он приоткрыл дверь, за ручку которой держался, потом захлопнул ее и, ни на кого не глядя, пошел прочь. Его прямая, внушительная фигура удалялась по направлению к диспетчерской.
Слегка растерянный, покрасневший от смущения Андрей попался ему на дороге. Он хотел остановить брата, протянул ему руку, но Степан прошел мимо. Дверь диспетчерской захлопнулась.
Седых, пряча в карман очки, прошел следом за Степаном.
— Степан… — тихо начал он, подходя к Корневу. — Степан, хочешь, поезжай вместе с Андреем в первом поезде. А я приеду со вторым.
— Поезжайте с Андреем, Иван Семенович. — Степан Григорьевич говорил равнодушным голосом. — Пусть он ведет свой поезд, а я поведу свой. Это право я, кажется, заслужил.
— Как хочешь, — буркнул Седых и, сутулясь, вышел на перрон.
Андрей шел к нему навстречу.
— Иван Семенович, — заговорил он, немного заикаясь, — мне хотелось бы, чтобы вместо меня поезд повел Степан.
— Что? — сердито вскинул брови Седых. — А ну-ка, марш в кабину управления! Пока еще я начальник строительства… Товарищи пассажиры первого поезда, по списку, мной оглашенному, прошу в вагоны!
Андрей колебался только мгновение. Взглянув через стеклянную перегородку на неподвижную фигуру брата, он открыл дверь в кабину управления.
Только когда закрылись герметические двери поезда, Степан Григорьевич вышел на платформу. Скрестив руки на груди, он стоял перед головной его частью и наблюдал за стрелкой часов. До отхода поезда оставалось четыре минуты.
Пользуясь выходящим наружу репродуктором, Андрей крикнул брату:
— До Америки два часа ходу! Через четыре часа увидимся.
— Увидимся, — без всякого выражения, как эхо, повторил Степан Григорьевич.
Стрелка электрических часов перескочила на одно деление… До отхода поезда оставалось две минуты.
— Люк! Люк! Открывайте! — послышался крик сзади.
Степан Григорьевич оглянулся. По перрону бежали два запыхавшихся человека, неся термосы.
