Такая пигалица, а уже мнит себя чуть ли не бабой Вангой! Тоже мне ясновидящая… Человека с переполненным мочевым пузырем узнать нетрудно: его поведение выдает. Вот пусть она другие желания узнает!
Назад Синяков вернулся с таким видом, словно отлучался к ближайшей клумбе понюхать цветочки. Девчонка уже снимала книги с лотка и увязывала их в пачки.
– С облегченьицем вас! – Ее поздравление едва не вызвало у Синякова краску стыда. – Ну что, угадывать дальше?
– Попробуй, – милостиво разрешил он.
– Сейчас у вас осталось два желания. Большое и маленькое. С которого начать?
– С маленького, естественно.
– И я того же мнения. Желание это очень простое. Вам нужно где-то переночевать. Угадала?
– Допустим… – Синяков почувствовал себя очень неуютно, как в бане с прозрачными стенами. – Ну а что ты тогда скажешь про мое большое желание?
– Ничего не скажу. Чувствую, есть у вас такое желание, а вот что это, понять не могу. Да вы и сами мало что понимаете. Хотя вроде и пытаетесь найти какое-то место…
– Не какое-то, а вполне определенное, – скрывать что-либо от чересчур проницательной девчонки было бессмысленно.
– Нет здесь такого места, – она печально покачала головой.
– Как нет? – не поверил Синяков. – Должно быть!
– Может, я не совсем правильно выразилась… Это место вроде бы и есть… И в то же время его нет. Мне и самой странно…
– Огорошила ты меня…
– Но ведь вы же не место ищете, а человека, который должен там быть, – догадалась девчонка.
– Да, – кивнул Синяков.
– Мужчину?
– Сына.
– Я бы вам помогла, да только вряд ли у меня это получится, – извиняющимся тоном произнесла девчонка. – Во-первых, я людей искать не умею. Тут особый талант нужен. А во-вторых, я трусиха…
– При чем здесь это? – не понял Синяков.
– То место, которое имеет отношение к вашему сыну, очень нехорошее. Мне оно кажется темным крысиным подвалом. А я боюсь темноты… И крыс тоже…
– Подожди, – прервал ее Синяков. – Но ведь еще минуту назад ты говорила, что такого места нет.
– Я не так говорила! – горячо возразила девчонка. – Оно есть, только не для всех доступно… Взять, к примеру, тех же леших. Если бы они в лесу открыто жили, давно бы уже все повывелись. Против ружья или топора даже леший не сдюжит. Но с давних времен у каждого из них есть свой собственный маленький мирок. Как норка у мышки или дупло у птички. Леший только шаг в сторону ступит – и пропал. Там его уже никто не достанет. Кроме очень-очень сильного колдуна… Так все кругом устроено… Есть эти небеса, а есть иные. Сны приходят к нам из совсем других миров. Умеючи, туда можно попасть и наяву. Кротовыми норами, подземными водами, древесными корнями, древними могилами… Хотя с могилами связываться опасно… Вот только не все на такое способны. Далеко не все! Наверное, один человек из многих тысяч.
– Откуда ты это знаешь? – не выдержал Синяков, пораженный странным совпадением фантазий девчонки и своих собственных полуреальных-полубредовых похождений.
– Ниоткуда, – она пожала плечами. – Я всегда это знала… Откуда люди знают, что огонь горячий, а лед холодный? Но я не об этом… Я все хочу вам про то странное место растолковать… Оно плохое. Почему – я не знаю. Ну вот скажите, почему одни люди добрые, а другие злые? Так и здесь… Оно как нарыв, зреющий под кожей… Я это чувствую! Если такой нарыв вдруг прорвется, весь город превратится в смердящий гнойник.
– Кучеряво ты говоришь… Ну а какое отношение к этому нарыву имеет мой сын?
– Не знаю, – она поежилась, словно ощутив сквозняк. – Кому-то ведь надо сторожить плохое место… Жечь костры в темном подвале… Гонять крыс… Не пускать сюда беду…
– Ты все это серьезно? Или морочишь мне голову?
– Вы чем слушаете – ушами?
– Чем же еще!
– Оно и видно. Слушать надо вот этим! – она кулачком постучала себе в грудь. – Душой! Тогда и глупые сомнения возникать не будут…
К ним развинченной походкой приблизился паренек лет пятнадцати-шестнадцати от роду. У Синякова создалось впечатление, что совсем недавно его тщедушным телом протирали что-то огромное и очень грязное, возможно, железнодорожную платформу, на которой возят уголь.
– «Майн кампф» есть? – поинтересовался он самым независимым тоном.
– Нет, – ответила девчонка.
– А что-нибудь антисемитское?
– Тоже нет.
– Тогда давай вот эту! – Рукой, пегой от коросты, он указал на монументальное издание, называвшееся «Яды».
– Деньги у тебя хоть есть? – недоверчиво поинтересовалась девчонка.
– Какие вопросы, крошка! – он вытащил из кармана комок смятых купюр.
Когда любознательный юнец удалился (то ли собираясь отравиться от невозможности проштудировать «Майн кампф», то ли, наоборот, намереваясь заняться изготовлением какого-то особого, антисемитского яда), девчонка со вздохом произнесла:
– Единственная покупка за целый день. Книга стоит столько же, сколько бутылка водки. Или десять буханок хлеба.
– Нда-а… – промычал что-то неопределенное Синяков.
К прежней теме разговора оба они старались не возвращаться. И Синякова, и его собеседницу она задела за живое, хотя и по-разному. Девчонка между тем произвела со своим лотком несколько несложных манипуляций, и он превратился в двухколесную тележку, на которой уместились не только книги, но и складной стульчик.
Поблизости вновь замаячил милиционер Леня.
– Помочь? – мрачно осведомился он.
– Не надо, – девчонка даже не глянула в его сторону. – Сегодня у меня уже есть помощник.
В том, что Синяков обязательно отправится ее провожать она, похоже, ничуть не сомневалась.
Увидев издали жилье своей новой знакомой, Синяков подумал, что по части контрастов этот город вряд ли уступит самому Нью-Йорку. Были здесь и многоэтажные башни, словно бы вылепленные из ажурных бетонных цветков, были и вросшие в землю казармы, построенные в те времена, когда ни рабочие, ни работодатели еще и слыхом не слыхали о социал-демократической заразе.
Относительно новой на этом доме была только эмалевая табличка с указанием адреса. Все остальное заслуживало если не огня, то хотя бы бульдозера. В полутемном и узком коридоре почти все двери были нараспашку. В пустых комнатах отсутствовали не только полы, но и оконные рамы.
– Приходят ночью и ломают, – объяснила девчонка. – Для дач… Когда начинают к моей квартире подбираться, я кричу: «Занято!» Все толковые люди давно отселились. Остались только бедолаги вроде меня.