— Несмотря на небольшой рост, эти твари быстрые, проворные и легконогие. Не каждый конь за ними угонится. Думаю, вам придется забыть об украденном.
— Это дело принципа, господин Лённарт.
— Вашего принципа. Не моего. Когда он доберется до границы, люди окажутся бессильны. Нам нет входа в Мышиные горы. А он будет как у богов за пазухой, пускай те и спят последнюю тысячу лет. Благодарю покорно, но мне не интересна погоня, в которой нет никакой возможности выиграть.
— Город хорошо заплатит.
— И что с того? — Охотник за головами и ухом не повел. — Отиг на носу. Мертвецам деньги не нужны.
— До Отига еще два с лишним дня. Уверен, если вы поторопитесь, то догоните ворюгу еще до Хуснеса, куда, как я слышал, вы и так направляетесь. Согласитесь, двадцать эре серебра — хорошая сумма за плевую работу.
— Если бы работа была плевой, вряд ли бы вы ко мне обратились. Нет-нет! — Он вскинул руки. — Я не набиваю себе цену. Просто в преддверии Отига деньги мало что для меня значат. Не в этот раз. Спасибо за еду. Мне пора в дорогу.
Халле задумчиво выпустил колечко дыма, искоса наблюдая, как Лённарт забирает плащ.
— И вы вот так просто уйдете?
— А есть тот, кто меня остановит? — сухо бросил Изгой.
— Послушайте! Я заплачу сорок эре серебром. Сорок. Потому что это нелюдь. Тварь, осмелившаяся нарушить наши законы.
Изгой усмехнулся:
— Печально, конечно, но этого мало для того, чтобы я носился по морозу перед праздником. У меня свои дела. С вором вам придется справляться собственными силами, господин староста. Кстати, что такого ценного он украл?
— Ребенка.
Лённарт нахмурился. Иногда народ Мышиных гор воровал человеческих детей. Это происходило крайне редко, Изгой помнил лишь два подобных случая, и оба раза это было очень давно. Похищенные обладали редкой среди людей предрасположенностью к магии. К настоящей магии, а не тем балаганным фокусам, которыми обычно хвастаются местные чародеи.
— У него был дар?
— Насколько я знаю — нет, — неохотно ответил Халле.
— Хм… Нигири не ссорятся с нами из-за пустяков. Зачем одному из них надо было идти столь далеко, чтобы заполучить обычного младенца? Хуснес, Федхе и еще с десяток деревень гораздо ближе к его стране, чем ваш город. Что не так с этим ребенком? Чей он?
— Управляющего королевской труппой.
Лённарт снизошел до того, чтобы едва слышно присвистнуть.
— Вот именно, — кивнул староста. — Актеры, к которым благоволит Его Величество, по его приказу приехали на север, чтобы дать в наших городах несколько представлений. Развлечь подданных перед праздником. Они уже собирались возвращаться обратно в Строгмунд, когда это произошло. Владелец театра — уважаемый и влиятельный человек. Вот почему город обратился к вам и готов заплатить серьезные деньги. Мы не хотим, чтобы король прогневался, а о Гунсе пошла дурная слава.
Изгой задумчиво постучал пальцами по столешнице.
— Подумайте. Похититель с каждой минутой удаляется от нас все дальше и дальше. Так что? Беретесь?
Лённарт неохотно кивнул.
…Морок потускнел и исчез. Орвар рыгнул:
— Чем лично тебе досадил этот нигири? Мне просто интересно.
— Не люблю тех, кто крадет детей, — хмуро отозвался Лённарт.
Дагни сузила глаза. Охотник фыркнул и, не веря ушам, покачал головой. Орвар заржал во весь голос:
— Однако! Этот малый начинает мне нравиться! Вы слышали, а?!
— Мы слышали. Не буди Син, — попросил Расмус. — Ты испытываешь ненависть к народу Мышиных гор, Лённарт?
— Нет. — Он удивился вопросу. — Если бы похитителем был человек, я бы преследовал его точно так же, как нигири.
— И что будет, если поймаешь? — жадно прогудел Орвар. — Убьешь?
— Если не получится привести назад, к правосудию, то да — убью.
Обжора довольно хрюкнул:
— Я и мои друзья готовы предоставить тебе возможность догнать его.
— Как?
— Мы продадим тебе коня. Без него ты никогда не догонишь нигири.
— Я не вижу поблизости никаких лошадей.
— Ты слишком торопишься, мальчик, — пожурила его Дагни, огорченно цокнув языком. — Нет сделки, нет и лошади. Готов купить?
— Мне кажется, что вас не слишком заинтересуют деньги.
— Нет. Нас интересует твой меч.
— Что?! — вскричал Лённарт.
— Заметь, — спокойно продолжила женщина. — Только меч. Нож можешь оставить при себе. Согласись, клинок за коня — не слишком высокая цена. Мы не требуем от тебя невозможного. Это не рука, не жизнь и даже не… душа.
— Не в моем случае, — глухо сказал Изгой. — Оружие мне понадобится.
— Это не так, — возразил Охотник. — Если беглец пересечет границу и уйдет в горы, твой тесак будет совершенно бесполезен.
Лённарт напряженно сжал губы. Без клинка в этих местах выжить тяжело. Но если он откажется, вернуть ребенка будет невозможно, тот навсегда останется с народом Мышиных гор. Среди застывших водопадов, ледяного безмолвия и свинцового неба.
— А что купил у вас нигири?
— Соображает, — одобрительно осклабился Орвар.
— Я не скажу, что он приобрел, прежде чем ушел. — Расмус взял из рук Изгоя остывшую кружку, залпом выпил, смял ее, словно металл был бумагой, и швырнул в костер. — Но покажу то, чем он заплатил нам.
Углежог сунул руку за пазуху и на раскрытой ладони протянул Лённарту шарик — совсем небольшой, бирюзовый, с серебристыми искорками.
— Интересная безделушка, — безразлично заметил Изгой. — Не думал, что вас интересуют стекляшки.
— Открой глаза, человече! — возмутился Орвар.
— Он не может видеть, брат, — урезонила его Дагни. — Нигири заплатил нам остатками своей волшебной силы.
Почему-то Лённарт сразу ей поверил. Расмус между тем убрал шарик и хитро подмигнул:
— Как видишь, он дал нам гораздо более серьезную плату, чем мы просим от тебя. Отсутствие волшебства у нигири, на мой взгляд, вполне оправдывает потерю меча.
— Если знать, что вы ему продали.
— Тебе придется рискнуть.
Изгой помолчал, чувствуя на себе взгляды всех окружающих.
— Хорошо, — наконец кивнул он.
— Превосходно! — обрадовался Расмус, протягивая руку.
Изгой неохотно отстегнул меч, отдал его бородачу и тот небрежно бросил оружие себе под ноги.
— Выбирай. — Он, не глядя, махнул в сторону, и Лённарт, повернувшись, обомлел.
Из мрака неспешно выступили четыре тени. В одной из них Изгой узнал Свего — своего коня.
— Они… — Охотник сглотнул. — Не кажутся живыми.
— Не волнуйся, — улыбнулась Дагни. — Ты не заметишь ровным счетом никакой разницы между живым и мертвым.
