Келлер (со стоном). Ничего. Аптечка есть?
Браш. Есть йод и бинты, только грязные.
Келлер. Все лучше, чем ничего. Кто-нибудь может меня перевязать?
Браш разрезает ему штанину, пытается очистить рану марлевым тампоном. Потом смазывает йодом, заматывает бинтом.
Браш. Толку-то что?
Келлер приподымается на локте.
Келлер. Сколько нас?
Браш. Четверо, сержант.
Келлер. А с машинами как?
Браш. Все к черту.
Келлер. А рации?
Браш. Под развалинами, сержант.
Келлер ненадолго задумывается.
Келлер. Двое из вас должны привести подмогу. Добровольцы есть?
Все мрачно смотрят друг на друга. Браш поворачивается к Барри.
Браш. Пойдешь со мной, а?
Барри. Пойду, Браш.
Браш. Значит, мы двое, сержант.
Келлер. Возьмите продовольствие, сколько есть. От вас зависит, выберемся мы отсюда или нет.
Остальные выкладывают свой НЗ, отдают Брашу и Барри.
Келлер. Удачи вам, парни!
Браш и Барри берут автоматы, вылезают из окопа, уходят в тундру.
Им предстоит сорокакилометровый форсированный марш по бездорожью, все время под угрозой пурги и стужи, все время рискуя угодить в руки партизан или получить пулю из засады.
Противоречивые чувства — усталость, жажда жизни, покорность судьбе.
Проходят часы. Иногда короткий привал в затишье, среди кустов. И снова в путь.
Браш и Барри в солдатской столовой. Пьют чай с ромом, грызут жесткие ломти черного хлеба.
Свинцовая усталость во всем теле. Сбоку от них запотевшее окно. Браш протирает его ладонью — по дороге движется колонна из двадцати бронированных машин.
Барри. Пройдут ли?
Браш. Думаю, да. Партизаны атакуют обычно один раз, а потом спешно меняют место дислокации. Так их труднее накрыть.
Барри. Но самолеты? Танки? Я думал, тут всего-навсего кучка плохо вооруженных мародеров — нелегальные иммигранты, беженцы с Земли.
Браш. Да они бы нипочем не продержались так долго без подкрепления. И каким-то образом они ведь сюда попадают!
Барри. Ты считаешь-красные? Здесь, на Сириусе?
Браш. Похоже на то. Только ведь кто знает правду?
Барри опять глядит в окно, вслед колонне, которая медленно исчезает в тумане. Немного погодя он поворачивается к Брашу.
Барри. А в чем она, правда-то, Браш? Я столько пережил в последние дни. Я знал совсем другой Сириус — дикую горную страну с глубокими ущельями и бурными реками. Видел и другие картины — острова в море, леса и луга, замечательный край для колонизации! И клянусь тебе, Браш, все это было не менее реально, чем сейчас. Так что же тут правда, а что — нет?
Браш (серьезно). Я тоже не знаю, Барри. Я здесь дольше твоего и много чего повидал. Был и в той сказочной стране, о которой нам рассказывали и о которой толкуешь ты.
Барри. Ты там был? Значит, она существует?
Браш. Не уверен. Просто не знаю, и все. Может, это реальность, а может, психотехнический эффект, внушение…
Барри. Но зачем, Браш, зачем?
Браш сперва удостоверяется, что никто не подслушивает, потом начинает тихо говорить.
Браш. Я тут кое-что прикинул. Не знаю, конечно, прав я или нет. Но вообще-то иначе быть не может. По-моему, это-реальность. И по-моему… (Совсем тихо.)…Мы на Земле.
Барри (тихо). А как же Сириус?
Браш. Сириус-мираж, которым нас обманывают, совершенная техническая иллюзия. Знаешь, зачем создали «Сириус-Транзитный»? Какая у него сперва была задача? Вербовать добровольцев. Нашим парням осточертело вести эту идиотскую войну в чужой стране, а загонять их туда силком, как раньше, правительство оказалось не в состоянии. Но война-то продолжается…
Барри. И ее ведут добровольцы.
Браш. Да, добровольцы. Но откуда они берутся? По-моему, проблему разрешил «Сириус-Транзитный».
Барри (себе самому). И поэтому…
Браш. Они воспользовались одним изобретением, гак называемой глоборамой. Ее еще зовут «театр наяву». Это как наркотик, только что физического ущерба не причиняет. Речь идет об активации подспудных желаний и закреплении их с помощью глоборамного антуража. Как это работает, ты меня не спрашивай. Человеку кажется, будто он попал в фантастический край, у него разыгрывается воображение, и он как бы наяву переживает все, о чем мечтал в глубине души. А в итоге перестает понимать, где кончается реальность и начинается иллюзия.
Барри. И люди, которые на это клюнули…
Браш. Сперва их приучают к такой масштабности переживания, которая никому до сих пор и во сне не снилась. Их переносят в сказочную страну и предлагают все, что душе угодно, — богатство, дружбу, любовь, успех. А заодно посылают сюда.
Барри…И это реальность.
Браш. Боюсь, что да, Барри.
Барри. И из нее не вырвешься?
Браш. Кто бы сумел! Даже если раскусишь игру… Все равно ведь как замечательно: приключения в чудесном краю вечного солнца, первозданный тропический рай, чудо Сириуса. Кто станет вырываться? Кто захочет? Ты же видел их, видел эту очередь уволенных, без конца выздоравливающих, безнадежных? Выдерживает мало кто, и тех немногих, кому это удается, отпускают благосклонно. Для них приключение кончилось. Пока они в Санта-Монике, им платят пособие. А иногда устраивают бесплатный сеанс глоборамы.
Барри поднимает было руку, словно желая схватить собеседника за плечо, но тотчас опускает ее.
Барри. Но, Браш, если ты все это раскусил… Почему не поставишь крест? Ведь надо только уехать из Санта-Моники. Или кто-то тебя удерживает?
Браш качает головой.
Барри. Ты же не авантюрист, Браш! Ты же умный, наверно, в колледже учился. А теперь сидишь тут и «служишь» как обезьяна с электродами в мозгу, марионетка, которой управляют на расстоянии.
Браш (резко изменив тон). Ну вот что, Барри! Сам не знаю, зачем я тебе все это сказал. Это смутные предположения, вероятно, вообще вздор. Может, все совершенно иначе, и нам никогда не доискаться до истины. Лучше забудь об этом.
Барри отодвигает пустой стакан, встает. Браш тоже поднимается. Барри вдруг охватывают гнев и решимость.
Барри. Не думать? Забыть? Примириться с этим сволочизмом? Нет, надо что-то делать!
Браш (тревожно). Ты что задумал, Барри? Ты же не станешь… Не лезь ты в это дело! Хочешь выбраться, так пробуй! Только не суйся в то, что тебя не касается! И меня оставь в покое!
Барри стоит вплотную перед Брашем, и тот с удивлением читает на его лице решимость.
Барри. Может, меня это все-таки касается, Браш. Тут есть еще кое-что, о чем ты понятия не имеешь.
Браш (удивленно). Что же именно?
Барри. Хочешь верь, хочешь нет. Если угодно, можешь считать меня сумасшедшим… Но ты был со мной честен, и я тоже буду честен. Гас Гриффин-мой брат. А теперь скажи, что меня это не касается. Барри кивает Брашу и выходит из столовой. Браш стоит как громом пораженный.
