– Но, я вижу, Рогов, вы даже не очень взволнованы? Ничего, это придет позже, а пока продолжим. Отвечайте, где вы это подхватили?
Рогов задумчиво взглянул на свои ладони.
– Ну, быстрее. Надеюсь, там у вас нет шпаргалки? Итак, я имею в виду бессмертие. Когда вы… Ну, когда вы перестали стареть, что ли. Одним словом, когда вы это почувствовали?
Рогов покачал головой.
– Не знаю. Откровенно говоря, я и сейчас ничего не чувствую.
– Абсолютно ничего?
– Чувствую, что все в норме.
– Так, чудесно… Попробуем иначе. Эти два друга – те, которые погибли, – где вы с ними летали?
– Это был многоступенчатый рейс. Он так и называется. Мы были возле трех звезд. Планеты могу перечислить.
– Успеется. И высаживались?
– Само собой.
– И облучались? Вспомните, это очень важно…
Рогов пожал плечами.
– Хватало всего.
– Так… Есть ли подробные дневники экспедиции, журналы?
– Вряд ли они сохранились. Нас ведь потом спасли просто чудом. Корабль погиб. Там были довольно каверзные места, в этом рейсе. Такие хитрые трассы… Очень хорошо, что теперь на такие расстояния ходят в надпространстве.
– А вы не пробовали?
– Я, наверное, консерватор, – сказал Рогов. – Это не по мне. Люблю трехмерное пространство. Выше – для меня чересчур сложно.
– Мы отвлекаемся, – сказал Говор. – Значит, объяснить, где именно с вами произошло это, вы не в состоянии?
Рогов покачал головой.
– Надо повторить этот рейс, – сказал Серегин. – Рогов, вы пошли бы снова по этой многоступенчатой трассе? Без вас мы не восстановим всего. – Рогов, подумайте! – сказал Говор.
– Пожалуй, я пойду, – ответил пилот.
– Хорошо, хорошо, – сказал Говор. – Но это позже. Вы же понимаете, Серегин: такая экспедиция даже в самом лучшем случае может рассчитывать примерно на один шанс из ста тысяч. Готов спорить, что они облучились – а я уверен, что они облучились чем-то, – не на основной трассе. Вернее всего, было даже не одно облучение. Комплекс их. Сочетание. И вот это сочетание произвело то действие, которое мы пытаемся… Нет, полет – это потом. А в первую очередь мы должны установить, что же за изменения произошли в организме Рогова. Для этого мы его исследуем. Фундаментальнейшим образом исследуем. Тогда нам станет ясно, что именно мы должны искать. Реконструкция обстоятельств будет нелегким делом, но это уже, так сказать, техническая задача. А исследование Рогова – первоочередная. Что скажете, Рогов?
– А полеты?
– Будут и полеты. Потом. Не понимаю, что вы за человек: вам сказали, что вы бессмертны, а вы хоть бы удивились, что ли.
Рогов улыбнулся.
– Нелегко нарушать законы природы, – сказал он. – И я никогда не любил выделяться. Поэтому мне не очень верится.
– Поверится, – сказал Говор. – Скажите, а что вы будете делать со своим бессмертием?
– Наверное, у меня теперь хватит времени, чтобы обдумать это, – сказал Рогов.
– Обдумывайте. Сейчас мы поместим вас в уютное местечко, где будут все условия для этого. Тишина, покой, уход… Вы, Рогов, скажу без преувеличения, сейчас самый дорогой для мира человек. Вы и представить себе не можете всей своей ценности…
– Откровенно говоря, – сказал Рогов, – я чувствую себя немного кроликом.
Говор мгновение помолчал.
– Иногда все мы попадаем в такое положение, – успокоительно сказал он затем. – Не бойтесь, вам не придется ждать долго, вы и соскучиться не успеете! – Он обнял поднявшегося Рогова за плечи. – Идите, друг мой. Серегин вас проводит. Готовьтесь: исследовать вас будем безжалостно, а это утомительный процесс. Хлеб кролика – он горький, друг мой, горький.
– Ну да, – сказал Рогов. – Я понимаю.
В голосе его не чувствовалось энтузиазма. Говор подозрительно посмотрел на него.
– Я надеюсь, вы не допустите никаких глупостей? Не сбежите, например? Хотя что я говорю. У пилотов всегда высоко развито чувство ответственности перед остальными людьми, иначе они не могли бы летать… Да, так что вас не устраивает?
– Да нет, – сказал Рогов и переступил с ноги на ногу. – Разве что… Я ведь был на испытательном полигоне, стажировался. В город приехал только что. Не успел даже оглядеться. Здесь многое изменилось.
– Ну, это естественно. Даже я замечаю изменения, а ведь я куда моложе… М-да. Итак, вы хотите пpoгyляться по городу. Серегин, как вы думаете?
– Лучше потом, – сказал Серегин.
– Безусловно. Может быть, Рогов, вы потерпите?
– Как прикажете, – сказал Рогов.
– Ну и чудесно! – Говор несколько мгновений смотрел на пилота. – Хотя знаете что? Идите. Погуляйте час-полтора. Сейчас половина девятого? Ну, до половины одиннадцатого. Только ведите себя хорошо! – Он повернулся к Серегину и, не стесняясь пилота, пояснил: – На прогулке он успокоится, а если просидит это время в ожидании, то станет излишне нервничать. А мы пока что успеем приготовиться к обзорному анализу. – Он снова повернулся к Рогову. – Только не опаздывайте.
Рогов кивнул.
– Я, пожалуй, съезжу только на космодром, – сказал он. – Хочется поглядеть на машины.
– Ну что ж, раз это вам нравится… В половине одиннадцатого!
Рогов кивнул еще раз. Он подошел к двери. Створки, щелкнув, поехали в стороны. Постояв секунду, Рогов решительно шагнул и оказался в коридоре. Створки мягко сомкнулись за ним.
Говор задумчиво проводил взглядом высокую фигуру пилота. Когда дверь бесшумно встала на место, он усмехнулся и покачал головой:
– Все-таки мы до старости остаемся детьми. А, Серегин? Знаете, мне очень хочется догнать его и никуда не отпускать от себя. Словно ребенок, который боится выпустить из рук новую игрушку… Смешно? – Он помолчал. – А наш пилот, кажется, начал понимать. Вы видели, как осторожно он выходил? Боялся, чтобы его не задело дверью. Как же, бессмертие – не шутка…
– Пилот экстра-класса, – сказал Серегин. – Но что это значит? Ничего. Тут надо быть человеком экстра-класса.
– Вовсе нет. Экстра-класс – это нечто исключительное. А ведь бессмертие – биологическое бессмертие – не может быть исключительным явлением. Оно должно принадлежать всем – или никому. Массовое, как прививка оспы, – прививка от смерти. Иначе оно сразу же превратится в награду. А этого произойти не должно.
– Потому что награду не всегда получает достойный?
– Дело даже не в этом. Ведь есть уже другое бессмертие – в человеческой памяти. И оно, как правило, приходит, если заслужено. А вот человек прожил двести с лишним лет, и кто знает о нем? Мы, специалисты, и то узнали случайно.
