— Но тогда в чем же дело? Мне начинает казаться, что вы напрасно отнимаете у меня время.
— Погодите! Вы ни разу не задавались вопросом, почему этого нельзя было сделать лазерным лучом, портативным дезактиватором… да просто кувалдой, наконец? Почему кто-то ценой невероятных усилий завладел секретным, строго охраняемым оружием, если существовало столько других возможностей? Даже оставляя в стороне эти трудности, для чего рисковать тем, что о существовании дезинтегратора узнает весь мир?
— Ну, дезинтегратор существует только в ваших теоретических предположениях.
— Робот мгновенно исчез прямо у меня на глазах. Я ведь следил за ним. Тут мне не нужны свидетельские показания. Я сам очевидец. И неважно, как называть оружие. Как бы вы его ни обозначили, оно распылило робота на атомы и необратимо их рассеяло. Зачем это потребовалось? Что это за сверхубийство?
— Откуда мне знать, чем руководствовался тот, кто это сделал?
— Да? Но по-моему, есть только одна логическая причина для столь полного уничтожения, исключающая применение более обычных средств. Распыление не оставило от объекта ни малейшего следа. Ничего, что позволило бы определить, был ли это робот или иной объект.
— Но ведь вопроса о том, что именно было уничтожено, не встает, — сказал Дженек.
— Неужели? Я упомянул, что дезинтегратор мог быть передан кому-то только по прямому распоряжению президента. Но раз существовал робот-двойник, какой президент отдал распоряжение о дезинтеграторе?
— Продолжать этот разговор бессмысленно, — резко сказал Дженек. — По-моему, вы сумасшедший.
— Но подумайте! — умоляюще произнес Эдвардс. — Ради бога, подумайте! Президент не уничтожал робота. Ваши доводы неопровержимы. Это робот уничтожил президента. Четвертого июля две тысячи семьдесят шестого года президент Уинклер был убит в толпе. Затем робот, двойник президента Уинклера, произнес юбилейную речь, вновь выставил свою кандидатуру на выборах, победил и все еще остается президентом Соединенных Штатов.
— Безумие!
— Я пришел к вам, именно к вам, потому что только вы можете это доказать… и исправить положение!
— Но ведь ничего этого нет! Президент, он… президент! — Дженек приподнялся, словно давая понять, что разговор окончен.
— Но вы же сами сказали, что он изменился, — почти крикнул Эдвардс. — Речь на Трехсотлетнем юбилее произнес не прежний Уинклер. Разве вы сами не поражались тому, чего удалось достичь за последние два года? Скажите честно, разве был Уинклер, тот, что занимал пост первый срок, способен сделать все это?
— Да, был. Потому «по второй срок этот пост занимает тот же самый президент, который занимал его первый срок.
— Вы отрицаете, что он изменился? Я задаю вам вопрос. А решать вам. И я приму ваше решение.
— Он сумел собраться, как того требовала необходимость. Американская история знает другие подобные случаи. — Но Дженек вновь сел, и лицо у него было встревоженное.
— Он не пьет, — сказал Эдвардс.
— Он никогда не пил… то есть помногу.
— Он больше не имеет женщин. Вы же не отрицаете, что в прошлом это бывало?
— Президент нормальный мужчина. Но последние два года он всецело посвятил себя Федерации.
— Перемена к лучшему, не спорю, — сказал Эдвардс. — Однако это перемена. Разумеется, имей он женщину, маскараду сразу пришел бы конец, не так ли?
— Очень жаль, что у него нет жены. — Это архаичное слово Дженек произнес с некоторой неловкостью. — Тогда подобные нелепые домыслы вообще не возникли бы.
— Это обстоятельство благоприятствовало заговору. Но он ведь отец двоих детей. Если не ошибаюсь, они после Трехсотлетия ни разу не бывали в Белом Доме.
— Ну и что? Это взрослые люди, у них своя жизнь.
— А их приглашали? Хочет ли президент с ними видеться? Вы его личный секретарь и должны знать. Так как же?
— Вы напрасно тратите время, — сказал Дженек. — Робот не может убить человека. Таков Первый закон роботехники, и вы это знаете.
— Да, конечно. Но ведь никто не утверждает, что робот Уинклер сам убил человека Уинклера. Когда человек Уинклер находился в толпе, робот Уинклер прятался на трибуне, а вряд ли дезинтегратором можно прицельно поразить с такого расстояния, не задев больше ничего. Конечно, это не вовсе исключено, однако более вероятно, что у робота Уинклера имелся сообщник — убивала, если я правильно помню жаргон двадцатого века.
Дженек нахмурился. Его полное лицо болезненно сморщилось.
— Вы знаете, — сказал он, — безумие, видимо, заразительно. Я начинаю всерьез задумываться над вашим сумасшедшим предположением. К счастью, оно не выдерживает критики. Для чего убивать человека Уинклера на глазах всего мира? Все доводы против публичного уничтожения робота приложимы и к публичному уничтожению президента-человека. Неужели вы не понимаете, что это перечеркивает всю вашу теорию?
— Но нет же… — начал Эдвардс.
— Да-да! Существование механического двойника было известно лишь нескольким официальным лицам. Будь президент Уинклер убит тайно, робот легко занял бы его место, не вызвав подозрений… Например, ваших.
— Но осталось бы несколько осведомленных лиц, мистер Дженек. Пришлось бы убрать и их. — Эдвардс наклонился над столом. — Видите ли, при обычных обстоятельствах опасности спутать человека с машиной не существовало. Полагаю, робот не был в непрерывном употреблении, его включали лишь в определенных случаях, а о том, где находится президент и что он делает, всегда знают люди, чьей обязанностью это является. И их, вероятно, не так уж мало. Следовательно, убийство можно было совершить только в тот момент, когда все эти люди считали, что перед ними не президент, а робот.
— Не понимаю.
— Вот послушайте. Одной из функций робота было пожимать руки в толпе. Обмениваться рукопожатиями с избирателями. Пока это происходило, осведомленные люди знали, что проделывает это робот.
— Вот именно. Тут вы совершенно правы. И это был робот.
— С одной маленькой поправкой. Праздновалось Трехсотлетие, и президент Уинклер не устоял перед соблазном. Да и можно ли требовать, чтобы президент — а тем более такой пустой любитель рукоплесканий и мелкий популист, как Уинклер, — отказался упиться преклонением толпы в подобный день и уступил это удовольствие машине? Не исключено, что робот всячески содействовал распадению его тщеславия, с тем чтобы в день Трехсотлетия президент приказал ему остаться за трибуной, а сам отправился пожимать руки и наслаждаться приветствиями.
— Тайно приказал?
— Естественно. Предупреди президент об этом кого-нибудь из службы безопасности, или из своего окружения, или вас, ему бы воспрепятствовали, верно? После событий второй половины двадцатого века официальное отношение к возможности покушения стало просто параноидальным. И вот, подталкиваемый несомненно умным роботом…
